К вопросу о миражах

Долго они разговаривали, и Егор почувствовал, что в глазах этого подполковника промелькнули искорки некого сострадания к его запутанной молодости. Он рассказал, что по собственной инициативе решил ограбить мастерскую, но Князя не сдал. Видимо, подполковник, а это был заместитель начальника отдела управления уголовного розыска УВД города Евгений Сергеевич Кудрин, понял это и не стал больше в разговоре будировать тему Князя. Егору запомнился добродушный и спокойный тон этого человека, резко отличающийся от общения с другими операми и следователями.

Потом все как во сне: долгое следствие, суд и восемь лет лишения свободы в НТК общего режима в Иркутской области.

В колонии Егора встретили настороженно, в бараке к нему подошел худощавый человек с раскосыми глазами и показал на нары, стоящие у унитаза.

— Это твое место, — сказал раскосый и сильно толкнул Егора. От неожиданности Егор упал на пол и ушибся головой о рядом стоящие нары.

— Ты потише, Калмык, — пробурчал верзила с большими растопыренными ушами, — придет Бурый и разберется.

Но Калмык не унимался, он снова подошел к Егору и велел снять безрукавку, в которую тот был одет. Егор отошел в сторону, а Калмык вытащил небольшую заточку и поднес к его лицу. Через миг Калмык лежал на полу, сплевывая кровь и зубы. Кольцо заключенных стало смыкаться вокруг Егора. В этот момент в барак вошел небольшого роста старичок с умными колючими глазами. Все сразу притихли и расступились.

— Ша, что за базар? — тихо спросил он.

Калмык поднялся с пола и, утирая на лице кровь, прошамкал:

— Бурый, я убью этого гада, он мне зубы выбил.

— Успокойся, Калмык, а ты, фраерок, — он своим колючим взглядом посмотрел в сторону Егора, — присядь пока за стол. — Егор с опаской сел за стол, стоящий в середине барака.

Вся толпа заключенных окружила стол и с интересом наблюдала за происходящим действием, предвкушая расправу над молодым парнем.

— Так, братва, — начал Бурый, — я получил с воли маляву от самого Князя.

Толпа одобрительно загудела, одно напоминание о нем наводило страх в глазах осужденных и тихое роптание.

— Так вот, — продолжал Бурый, — он пишет, что Ворон — правильный мужик, никого не сдал, а все взял на себя и пошел «паровозом», поэтому просит к нему отнестись по-братски, с пониманием. Так что зарубите все себе на носу, кто Ворона тронет, будет со мной лично иметь дело…

Кто-то из толпы заключенных сказал:

— Да слышали мы про московского Ворона, молва о нем и до Иркутска дошла, теперь ясно, кто Калмыку харю припудрил…

— А место его будет здесь, — сказал Бурый, показывая на нары, стоящие у окна.

— Это же мое место, — прошептал Калмык.

— А теперь здесь будет Ворон, а ты сам себе ищи новую шкон-ку и засохни, — отрезал «Бурый».

Через несколько месяцев с помощью Бурого вместо лесоповала, где трудились заключенные, Егор был направлен на работу истопником в лагерную котельную. Там работал пожилой заключенный Иван Петрович Носков — житель Иркутской области, как он сказал, когда представлялся Егору. Егор не сразу привык к тихому и неторопливому говору Петровича. Тот рассказал, что он окончил педагогический факультет Иркутского университета и работал учителем в школе поселка Новые Коты, что под Иркутском, до тех пор, пока школу не закрыли. А до последнего времени работал сторожем на научной станции, единственном учреждении в поселке. За свои деньги Петрович построил небольшую часовню, где вместе с другими немногочисленными жителями поселка проводил время после работы. А два года назад в поселок приехали какие-то мужики-золотоискатели из Иркутска и по пьянке пытались поджечь часовню. Петрович бросился на защиту часовни от этого безумия и по неосторожности ударил одного из них попавшейся под руку лопатой и чуть не убил его. В результате получил за это пять лет колонии.

Петрович, как сразу окрестил его Егор, сразу произвел на него приятное впечатление своей неторопливостью, рассудительностью и спокойным тоном общения. Петрович был глубоко набожным человеком, соблюдал религиозные посты, чтил божественные праздники и ежедневно молился, не обращая внимания на удивленные взгляды Егора.

Долгими беседами с Петровичем Егор стал проникаться идеями христианства, и особенно ему запомнился их первый разговор.

Иван Петрович медленно, с расстановкой говорил о том, что христианство есть истина о Боге и мире, человеке и о его жизни. И сущность христианства — в тайне самой личности Иисуса Христа, в единстве человека и Бога. Егор с удивлением слушал слова Петровича, что христианство сформировало идеал любви к Богу и всем людям и что учение о любви к ближним и любовь к врагам — это принцип христианства. Человек как бы перестает быть жестоким, так как любовь к себе подобному — это путь к истинной свободе.

Как говорил Петрович, любовь преобразует человека; любящий радуется, а ненавидящий страдает и умножает зло. Сказанные Иваном Петровичем слова буквально впились в мозг Егора, и он несколько дней ходил отрешенный от всего будничного, в мыслях повторяя эти нехитрые постулаты.