К вопросу о миражах

— Однажды, будучи в Нью-Йорке, я случайно зашел в книжный магазин, — сказал Денис, — и увидел на полках книги о Колчаке на русском языке. Купив несколько из них, красиво оформленных, я дома стал читать их с большим интересом, вспоминая рассказ бабушки. В одной из книг были фотографии Колчака и его товарищей, сделанные после завершения полярной экспедиции. Рассматривал их внимательно, и мне показалось, что на одной из них я где-то видел человека, стоящего по правую сторону от адмирала. Я интуитивно открыл бабушкину коробочку, извлек оттуда фотографию деда с моим маленьким отцом и сравнил ее с книжной фотографией. Каково же было мое изумление, когда я узнал в человеке, стоящем рядом с адмиралом, своего деда, и сердце мое в тот момент заныло от невообразимого чувства, когда из тьмы безвозвратного времени появляются невидимые лучи, ведущие в настоящее. С тех пор я стал чаще заходить в книжные магазины и купил довольно много книг о Колчаке и его соратниках. Мне удалось приобрести на русском языке книгу атамана Владимира Толстова «От красных лап в неизвестную даль», изданную в Константинополе в 1922 году, и брошюру Леонтия Масянова «Гибель уральского казачьего войска», изданную в 1963 году в Нью-Йорке. Это, пожалуй, были единственные публикации тех страшных событий начала 1920 года, в эпицентр которых и попал мой дед. И еще, — продолжал Денис, — когда, открыв коробочку, я взял в руки маленькую дедову иконку, то увидел, что с тыльной стороны отошел кусочек картона, который был приклеен к ней. Когда я потянул за нее, то она отскочила, и на тыльной стороне иконки увидел небольшой план, где просматривался купол церкви, и слева была начерчена стрелка с указанием «20 метров», указывающая на нарисованное дерево. А сверху было написано слово «Коломенское». Я тогда не придал значение этому рисунку.

Денис взял бумажную салфетку и ручкой нарисовал что-то на ней.

— Вот этот рисунок и был начерчен с тыльной стороны иконки, я его на всю жизнь запомнил, каждую его деталь; видимо, это и был план, где дед спрятал казацкое серебро, — сказал он и протянул салфетку Кудрину.

Евгений Сергеевич взял ее, внимательно посмотрел и машинально положил в карман.

— А что было дальше, что еще приготовила судьба твоему деду? — спросил Кудрин.

— А дальше все уже было печально, — продолжал Денис, — к осени 1919 года Красная армия восстановила численный перевес войск на Восточном фронте, и против белой армии была сосредоточена группировка в тридцать тысяч штыков, Колчак потерял стратегическую инициативу, а боеспособность его армии снизилась. Пошли поражения, и был оставлен Омск — главная цитадель белой армии. В составе армии Колчака воевали уральские казаки, и к осени 1919 года Уральское казачье войско под командованием атамана Толстова под натиском красных стремительно отступало к побережью каспийского моря. В один из дней осени 1919 года Колчак пригласил к себе офицера своего штаба полковника Родина и моего деда и приказал им выехать в штаб атамана Толстова, которому к тому времени было присвоено звание генерал-майор, для координации действий с основными силами белой армии. Но особую задачу он поставил деду: необходимо было проконтролировать, чтобы сорок ящиков серебра царской чеканки, находящихся в то время под контролем Толстова, не были разграблены и не попали в руки союзников. Он выдал соответствующие документы, определяющие их полномочия, и через несколько недель они уже были в штабе генерала Толстова.

Казаки доблестно воевали в Первую мировую войну. После революции они заняли нейтральную позицию и воевать, по большому счету, не хотели. Но постепенно Гражданская война пришла и на Урал, и уже в начале 1918 года казаки разогнали у себя большевистские ревкомы и уничтожили посланные на подавление восстания карательные войска. В низовьях Урала казачье войско выбрало себе атамана: им стал казак Гурьевской станицы Владимир Толстов, который к тому времени собрал 16-тысячную армию и очистил от красных большую территорию. Казачье войско стало частью белой армии во главе с Колчаком, а последний присвоил атаману Толстову звание генерал-лейтенанта. Владимир Толстов был глубоко верующим русским патриотом, — продолжал свой рассказ Денис, — он в глубине души не принял революцию и был искренним борцом с красными. В своей книге он писал, что каждому честному русскому человеку, оставшемуся в живых после этой революции, было понятно, что коммунизм ему не по душе, ведь не хотелось отдавать в чужие руки труд поколений многих русских, сделавших Россию могучим государством.