К вопросу о миражах

— Да, и вот именно он, осмотрев замочное отверстие коробки и увидев следы возможного применения лазера, посоветовал за консультацией обратиться к Вячеславу Гагарину, то есть к тебе.

— Ну а потом, сопоставив показания дочери Свирского о том, что в начале июля она видела Павла Гагарина в доме своего отца, и рекомендации Николая Балабанова о некоем ученом-физике Вячеславе Гагарине, я понял, что именно тебя и нужно найти для объяснения некоторых непонятных деталей расследования. А когда из архива я достал материал по факту гибели твоих родителей, который мне показался достаточно куцым и странным, еще в большей степени захотел с тобой встретиться. И не надо быть Пинкертоном, чтобы не заметить возможной взаимосвязи двух событий, а именно — гибели твоих родителей и расследуемого мною дела.

— Да, как все кажется просто, — задумчиво сказал Вячеслав, — а ведь жизнь сама расставляет все точки, и любое зло можно победить, если двигателем человека являются благородные цели и стремления…

— Ну что же, — тихо произнес Евгений Сергеевич, — давай, Вячеслав, выпьем на посошок, и я, пожалуй, пойду, у меня к тебе нет больше вопросов, дело закрыто!

От Гагарина Евгений Сергеевич вышел далеко за полночь и решил немного пройтись, пока не приехала машина. Уличные декорации неожиданно поменялись — в городе стало светло, первый снег убелил крупными мазками тротуары, крыши домов, интимно кружась в свете уличных фонарей. Природа силилась прикрыть все, что накосячили люди с их необузданной животной страстью, закрывая рваные раны времени, того самого переходного, что стремительно разворачивалось на рубеже столетий и опять манило светлым будущим из нынешней скруты.

Евгений Сергеевич шел размашистым шагом, подставляя лицо влажному холодному ветру, пытаясь, как в детстве, поймать ртом узорчатые снежинки, и это кружило ему голову и добавляло радости.

— Ну вот же оно… вот… мое любимое:

«Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод…»

Через пятнадцать минут машина уже мчалась по мокрому шоссе, а Кудрин еще долго думал, прислонившись к окошку, об этом странном, на первый взгляд, в какой-то степени поучительном для него и неожиданно закончившемся деле.

А ларчик просто открывался…

Семь часов утра. Евгений Сергеевич Кудрин нехотя встал с постели, не спеша подошел к окну и рывком отдернул штору. Вид из окна ему показался удручающим: хмурое дождливое утро, бегущие под разноцветными зонтами люди и тут же переполненные мусорные баки. По мокрому шоссе стремительно проносились автомобили, оставляя за собой веер грязных брызг, а по воздуху все кружились и кружились желтые листья и укладывались слоями на сырой асфальт.

Кудрин стоял и смотрел на эту картину, перебирая ногами по холодному полу и не очень-то хотелось выходить из теплой квартиры. С каким бы удовольствием он бы снова забрался под одеяло и, прижавшись к мирно сопевшей жене, поспал бы еще часок.

— Покой нам только сниться, но пора на работу, — подумал он и стал быстро одеваться.

Уже через полчаса Евгений Сергеевич вышел на улицу, замерз — утренний ноябрьский промозглый ветер леденил тонкий болоньевый плащ. В нос ударил такой знакомый запах костра — во дворе жгли листья. У подъезда он увидел дворника, который старательно мел асфальтированную дорожку, с трудом отдирая от нее намокшие листья, успевшие к ней прилипнуть.

Кудрин обратил внимание на объявление, висевшее у подъезда на крышке электрощитка. Не увидеть его он просто не мог — оно было написано ярко красным карандашом. Корявым почерком строго предупреждали: «Не открывать крышку и не трогать мокрыми руками оголенные провода! Они от этого ржавеют».

Усмехнувшись, Евгений Сергеевич про себя отметил, что такое объявление достойно быть в его заветной книжечке. Еще с юности он записывал в книжечку разные анекдоты и смешные выражения и с охотой под настроение делился ими с друзьями.

— А книжечек таких у меня уже с дюжину, — подумал Кудрин и широко улыбнулся.

Проходя мимо табачного киоска, он обратил внимание на отраженный в его окне луч света: — Солнышко проклюнулось, — заметил мимоходом Кудрин, — и это хорошо!

Как-то сразу стало теплее, да и ветер начал стихать; он уже гораздо медленнее разгонял опавшие листочки деревьев по тротуару и они, как маленькие самолетики, не спеша пилотировали в прозрачном осеннем воздухе и садились на мокрый асфальт в ожидании своего дворника.

Евгений Сергеевич остановился и неожиданно представил себя парящим на таком листочке, как Хоттабыч и Волька на ковре — самолете.

— Да, что-то меня далеко унесло в моих мыслях, — осадил себя Евгений Сергеевич.

И все же осень была его любимым временем года. В это время природа была на распутье: и с летом расставаться не торопится, и осени сторонится. Но с каждым днем осень спешит занять свои права, и все новые цвета появляются в ее арсенале, а город постепенно накрывает листопад, превращая его в желто-багряное царство.