И хотя в «Критике чистого разума» описание «диалектики» — как фактически-наблюдаемой войны «всех против всех» людей, теорий, категорий, — разворачивается в конце как вывод из анализа «чистого разума», это состояние, несомненно, являлось для Канта именно исходным пунктом теоретических размышлений, той предпосылкой, которая «витала в представлении» с [5] самого начала «критического периода». Диалектика — наличие логических противоречий в составе мышления — как раз и была тем
Диалектика, притом в самой острой форме, в форме антиномий, появляется, согласно его анализу, не из логической неряшливости мышления отдельных лиц, не из того, что кто-то и где-то незаметно для себя нарушил «запрет противоречия в определениях», — а именно благодаря тому, что этот запрет ни в одном пункте не был нарушен.
В итоге «диалектика» оказывается «естественной Логикой разума», поскольку «разум», по его терминологии, есть та способность человеческого интеллекта, которая старается осуществить «полный синтез» всех частных теоретических обобщений, всех понятий, выработанных путем обобщения эмпирических данных, данных «опыта».
Стремление мышления (теоретического мышления, мышления ученых) к созданию единой, целостной теории — системы всех частных понятий и суждений, извлеченных рассудочной деятельностью из «опыта», — естественно и неискоренимо. Мышление не может и не хочет удовлетворяться простым агрегатом, простым коллекционированием частных обобщений. Оно всегда старается увязать их в одно целое, связать друг с другом с помощью всеобщих принципов. Где появляется потребность и стремление осуществить такой «синтез», там появляется и «разум».
«Разум» — это тот же «рассудок», только взявшийся за выполнение специальной — и непосильной для него — задачи, за выяснение абсолютного «единства во многообразии», за объединение [6] всех своих схем и результатов их применения к логическому анализу «опыта». Естественно, что и тут «рассудок» действует в согласии со своими исконными «правилами», в согласии с «законом тождества» и с «запретом противоречия в определениях».
Но тут-то и оказывается, что мышление, в точности соблюдающее все «правила» и «нормы Логики» — как «общей», так и «трансцендентальной» — и ни в одном пункте этих правил не нарушающее, все же с трагической неизбежностью, заключенной в его собственной природе, приходит к противоречию с самим собой — к «саморазрушению».
Кант скрупулезно показывает, что этот неприятный финал получается потому, что индивиды неукоснительно следуют правилам «общей» и «трансцендентальной» логики там, где эти правила и нормы бессильны, неприменимы. Вступая в область «разума» (теоретического синтеза всех частных обобщений), человеческий интеллект вторгается в область, где эти законы не действуют, где все происходит как раз по обратным «законам».
Факт наличия диалектики в сфере «разума» и приводит Канта к его специфической позиции в отношении научного знания вообще — к агностицизму. Поскольку претензия на «абсолютный и безусловный синтез» всех частных обобщений, определений любого понятия и условий его применимости равносильна претензии на познание «вещи в себе», постольку именно
Здесь он мыслит по схеме Зенона Элейского. Обнаруживая логическое противоречие в выражении движения, Зенон отсюда заключает — значит, движение невозможно. Та же схема лежит и в основе «Критики чистого разума». Зафиксировав напряженную диалектику в ходе «синтеза» всех частных обобщений, в ходе суммирования всех отдельных суждений и понятий в составе теории, Кант заключает — значит, единая теория вообще невозможна, значит, надо оставить надежду на достижение единого связного понимания любой «вещи в себе». Человеческий интеллект устроен так, что он всегда будет стремиться «объять необъятное» — и в наказание за это всегда будет караться логическим противоречием, разрушающим результаты его стараний.
Описание фактически-царствующей в теоретическом познании диалектики — при полной беспомощности найти выход из описанной ситуации — таков, на наш взгляд, смысл всей критической философии Канта.