К вопросу о свободе воли

На этом предположении всецело держится убеждение в несомненной законности приложения к жизни личного сознания законов причинности и достаточного основания. Это убеждение выражается в нашем вопросе требованием указать для всякого отдельного акта воли точно-определенную причину или точно-определенное основание, -- определенное предшествующее ее состоите, которым строго предрешается ее состояние последующее. Воля здесь очевидно сводится на смену, преобразование продолжающих одно другое состояний, лишаясь характера деятельной силы и отождествляясь с движением.

Только к последнему, т. е. к смене продолжающих одно другое, повторяющих в разных формах и комбинациях одно и то же содержание, точно-определенных состояний -- и приложимы понятия причины и достаточного основании.

Что, в самом деле, делаем мы, чего ищем и чего достигаем, когда указываем какому-нибудь явленно или событию мира его причину, какому-нибудь понятно или суждению нашему его достаточное основание? Везде и всегда мы только разлагаем целостное, данное нам во всей его определенности явление, представление или суждение на его, опять совершенно точно-определенные элементы, и затем из этих определенных элементов слагаем, восстановляем возбудившее вопрос о своей причине или своем основании целое -- будь это целое явление, событие внешнего мира, или наше собственное представление, понятие и суждение. Это-то и значит: свести действие на его причину, следствие на его основание, или вывести следствие из основания, действие из причины. Цель этого двойного процесса, разложения целого на его составные элементы и затем обратного сложения его, совершенно очевидна. Цель эта -- показать, что в целом (будь это явление внешнего мира или наше понятие), о котором поставлен вопрос (каковы его причины или основания?) нет ничего случайного, необъясненного, нерационального, ибо в нем содержится только то, что дано уже в его составных элементах, ибо оно выражаешь только точный результат сложения, взаимодействия этих определенных элементов, так что когда даны последние, то с ними дана уже и необходимость целого.

В этом и только в этом указании совершенного тождества по содержанию -- при различии только в форме, в терминах -- исследуемого явления внешнего мира или оцениваемого критически понятия, суждения нашей мысли, с теми элементами, из суммирования которых то и другое сложились и из взаимодействия которых образовались явление и понятие, -- весь смысл объяснения явлений внешнего мира из причин, или оправдания одного понятия как необходимого следствия из другого, составляющего его основание. Там, где в целом явлении, после всего процесса разложения его на элементы и построения из них, остается нечто, несводимое на сложение и взаимодействие найденных элементов, где целое не есть точная сумма или произведете найденных слагаемых или множителей, т. е. своих элементов, -- там и целое признается не объясненным из причин. Там, где заключение содержит в себе нечто такое, что не дано ни в посылках, ни в их сопоставлении, подводящем (через посредство terminus medius) одну под другую, -- там и заключение признается лишенным достаточного основания.

Но очевидно, что для установления такого, требуемого задачей, тождества (по содержанию) целого с производящими или слагающими его элементами предполагается совершенно точная, законченная и уже не изменяющаяся определенность -- как самого целого, так и слагающих его или производящих элементов. Из неопределенных, текучих слагаемых или множителей никогда не получится определенной суммы или произведения и наоборот, -- как и из неопределенных посылок не получится определенная заключения.