К востоку от Эдема

– Любое предание имеет силу и обречено на долгую жизнь, только если мы сами чувствуем его правдивость, и правда эта о нас самих. Какое тяжкое бремя вины несет на себе человечество!

– А ты хотел целиком взвалить его на себя, – обратился Сэмюэл к Адаму.

– Как и я, и любой другой человек. Мы собираем вину пригоршнями, гребем ее к себе, будто какую драгоценность. Наверное, нам так нравится, и мы не хотим ничего иного.

– Однако мне от этой истории стало легче, а не хуже, – вмешался Адам.

– В каком смысле? – не понял Сэмюэл.

– Понимаете, каждому мальчику кажется, что именно он изобрел грех. Добродетели мы учимся, так как о ней рассказывают, а грех – это наше собственное изобретение.

– Понимаю, только каким образом предание о Каине улучшило тебе настроение?

– А потому, – взволнованно откликнулся Адам, – что мы все его потомки. Он наш праотец. И часть нашей вины идет от наших предков. Разве был у нас выбор? Мы – дети своего отца, а значит, не первые грешим. Это оправдание, но в мире оправданий на всех не хватит.

– Во всяком случае, убедительных, – согласился Ли. – Иначе мы давно бы избавились от своей вины, и на свете не было бы такого количества удрученных людей, терзающихся этим чувством.

– А если взглянуть на картину с другой стороны? – возразил Сэмюэл. – Оправдание оправданием, но мы неразрывно связаны с предками. Стало быть, вина на нас лежит.

– Помню, как в детстве я возмущался поступком Господа, – сказал Адам. – И Каин, и Авель принесли то, что имели, но Господь принял дар Авеля и отринул Каина. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Я и сейчас не понимаю мотивов Всевышнего. А вы?

– Вероятно, причина в том, что мы живем в иных условиях, – вмешался Ли. – Помнится, эту историю написали пастухи, и предназначалась она тоже для пастухов, а не для земледельцев. И разве для Бога, покровительствующего пастухам, жирный ягненок не более ценное подношение, чем сноп овса? Ведь в жертву полагается приносить самое лучшее и ценное из всего, что имеешь.

– Я твою мысль понимаю, – согласился Сэмюэл, – только не вздумай развивать свою восточную философию перед Лайзой.

– И все же почему Господь осудил Каина? – взволнованно спросил Адам. – Это несправедливо.

– А ты вслушайся внимательней в слова, – возразил Сэмюэл. – Господь вовсе не осуждал Каина. Но ведь даже Всевышний может иметь свои предпочтения. Допустим, баранина пришлась ему больше по вкусу, чем овощи. И тут я с ним согласен. Может быть, Каин принес пучок морковки, а Господь сказал: «Я ее не люблю. Иди и попытайся снова. Принеси то, что придется Мне по душе, и Я поставлю тебя вровень с братом». А Каин рассердился, так как его чувства были уязвлены. Обиженный человек всегда стремится сорвать на ком-нибудь зло, и он выплеснул гнев на Авеля.

– В послании к иудеям святой Павел говорит, что Авель был угоден Господу своей несокрушимой верой, – заметил Ли.

– А в Книге Бытия об этом не говорится ни слова, – возразил Сэмюэл. – Ни о вере, ни об ее отсутствии. Только делается намек на необузданный нрав Каина.

– А что думает о парадоксах Библии миссис Гамильтон? – поинтересовался Ли.

– А ничего не думает, так как просто не признает сам факт их существования.

– Но как же…

– Молчи, друг. Спроси ее сам. Постареешь на несколько лет, а дело так и не прояснится.

– Вы оба долго над этим размышляли, – сказал Адам. – Я же никогда не задумывался над смыслом этого повествования и знаю его только в общих чертах. Значит, Каина изгнали за убийство?

– Верно, за убийство.

– И Господь отметил его клеймом?

– Да ты вслушайся в слова Господа. Каинова печать не погубила, а спасла его. И уделом всякого, кто посмеет убить Каина, было проклятие. Значит, это не клеймо, а охранный знак.

– И все-таки мне кажется, что с Каином обошлись довольно мерзко.

– Возможно, – согласился Сэмюэл. – Но Каин прожил долгую жизнь и имел детей, а Авель живет только в предании. Мы все дети Каина. И разве не удивительно, что трое взрослых мужчин спустя тысячелетия со времени тех событий обсуждают это преступление, будто оно произошло вчера в Кинг-Сити и суд над преступником еще не состоялся?

Один из близнецов проснулся, сладко зевнул и, посмотрев на Ли, снова уснул.

– Помните, мистер Гамильтон, я как-то вам говорил, что пытаюсь перевести на английский язык древнюю китайскую поэзию? – спросил Ли. – Нет-нет, не пугайтесь, я не собираюсь зачитывать результаты своих трудов. Просто в ходе работы я обнаружил старые истины, которые актуальны и свежи, как утро сегодняшнего дня. И я удивился, почему так происходит. И пришел к выводу, что людям интересно только то, что случается с ними самими. Если человек чувствует, что рассказ не имеет к нему отношения, он не станет и слушать. Тут я вывел закономерность: в великом повествовании на все времена рассказывается о каждом из нас, а иначе долгой жизни ему не видать. Все чуждое и далекое интереса не представляет, а волнует нас только глубоко личное и знакомое.

– Попробуем применить твои выводы к истории Каина и Авеля, – предложил Сэмюэл.