К востоку от Эдема

В тот год зима в Салинас-Вэлли выдалась замечательная, с частыми ливнями, ласково напитывающими землю живительной влагой, не вызывая разрушительных паводков. Уже в январе травяной покров обещал быть обильным, а в феврале холмы буйно зазеленели, и шерсть на домашней скотине стала густой и лоснилась от сытости. В марте по-прежнему шли тихие теплые дожди, и каждый очередной ливень предупредительно дожидался, пока земля поглотит влагу, оставленную его предшественником. А потом в долину хлынуло тепло, и она запестрела желтыми, голубыми и золотисто-красными цветами.

Том жил на ранчо один. Благодаря обильным дождям даже тощая земля Гамильтонов расцвела и похорошела. Густая трава спрятала выступающие камни, коровы заметно потучнели, а у овец отросла густая шерсть.

В полдень пятнадцатого марта Том сидел на скамейке возле кузницы. Солнечное утро подошло к концу, и из-за гор, со стороны океана поползли серые дождевые тучи, бросая тень на играющую всеми красками землю.

Том услышал стук копыт и увидел мальчишку, гнавшего во весь опор выдохшуюся лошадь. Всадник скакал по направлению к дому. Поднявшись с места, Том пошел ему навстречу. Мальчишка подъехал к дому, сдернул с головы шапку и, швырнув на землю желтый конверт, развернул лошадь и пустился галопом в обратный путь.

Том что-то крикнул ему вслед, а потом нехотя наклонился и подобрал телеграмму. Он вернулся на скамью, да так и сидел на солнышке с телеграммой в руках, устремив взгляд на холмы и старый дом. Том будто хотел что-то спасти, прежде чем разорвать конверт и прочесть четыре роковых слова с указанием имени, печального события и времени, когда оно произошло.

Он медленно сложил телеграмму вдвое, а потом вчетверо, и так до тех пор, пока она не превратилась в совсем маленький квадратик. В дом он вернулся через кухонную дверь, прошел через маленькую гостиную в спальню. Вынул из шкафа свой темный костюм, повесил на спинку стула и положил рядом белую рубашку и галстук. А потом улегся на кровать, повернувшись лицом к стене.

2

Коляски и экипажи уже разъехались с кладбища в Салинасе. Родственники и друзья вернулись в дом Олив на Сентрал-авеню, чтобы перекусить, выпить кофе, посмотреть, как и кто скорбит, и высказать приличествующие случаю слова соболезнования.

Джордж предложил подвести Адама Траска в коляске, взятой напрокат, но тот отказался. Побродив по кладбищу, он уселся на цементный бордюр вокруг участка, где хоронили членов семьи Уильямс. По краям кладбища росли традиционные темные кипарисы, настраивающие на траурный лад, а на дорожках разрослись кем-то занесенные белые фиалки, превратившиеся в сорняки. Над могильными камнями дул холодный ветер, и его рыдания разносились среди кипарисов. На многих надгробиях были установлены чугунные звезды. Это могилы воинов Великой армии Республики. Возле каждой звезды развевался потрепанный флажок, оставшийся с прошлого Дня поминовения.

Адам сидел, глядя на горы, раскинувшиеся к востоку от Салинаса, над которыми возвышался Фремонт-Пик. Воздух казался прозрачным, как порой бывает перед надвигающимся дождем. И действительно, вскоре засеял мелкий дождик, хотя тучи еще не успели затянуть все небо.

Адам приехал утренним поездом. Поначалу он вообще не собирался на похороны, но неведомая сила влекла в Салинас, и сопротивляться не имело смысла. Адам никак не мог поверить в смерть Сэмюэла. В ушах еще звучал сочный проникновенный голос, не по-здешнему напевный. Он лился удивительной мелодией слов, подобранных самым невероятным образом, так что ни за что не догадаешься, какое слово будет следующим. В речи большинства других людей такие неожиданные повороты случаются редко.

Увидев Сэмюэла в гробу, Адам понял, что не желает мириться с его смертью. Лицо покойника было совсем не похоже на Сэмюэла, и Адам пошел прочь, чтобы побыть в одиночестве и сохранить в душе образ живого человека.

Пойти на кладбище все же пришлось, иначе его отсутствие восприняли бы как оскорбление общепринятых обычаев. Во время церемонии похорон Адам пристроился сзади, куда не доносились слова прощальных речей, и когда сыновья Сэмюэла засыпали могилу, отправился бродить по дорожкам, заросшим белыми фиалками.

На кладбище не осталось ни души, и только жалобно стонал ветер, пригибая тяжелые кроны кипарисовых деревьев. Капли дождя становились все крупнее и больно били по лицу.

Поежившись от холода, Адам встал и медленно побрел к свежей могиле, топча белые фиалки. Сырой холм был устлан цветами, но ветер уже успел смести несколько букетов поменьше. Адам их подобрал и снова уложил на могилу.

Он вышел с кладбища. Ветер безжалостно хлестал дождем в спину, но Адам не замечал, что черный пиджак насквозь промок. Дорогу совсем развезло, в свежих колеях стояли лужи. По обочинам возвышались заросли овсюга и горчицы. Настырно тянулась вверх сурепка, а колючие багряные головки чертополоха возвышались над зеленым буйством трав, напоенным весенней влагой.