К востоку от Эдема

– Мой вопрос остался без ответа, мистер Гамильтон. Как вы отважились на такой поступок?

– Думаешь, я поступил неправильно?

– Нет, я не то хотел сказать. Но я всегда считал, что вы не из тех людей, что всеми силами отстаивают свою точку зрения, не желая ее менять. Так мне казалось. Скажите, вам интересна моя болтовня?

– Покажи мне человека, которому неинтересно слушать, как обсуждают его персону. Давай продолжай.

– Вы добрый человек, мистер Гамильтон. И я всегда полагал, что именно из-за своей доброты вы не любите треволнений и всячески стараетесь их избегать. А ваш гибкий и легкий ум подобен ягненку, что резвится на усыпанном ромашками лугу. Насколько мне известно, вы никогда не прибегали к бульдожьей хватке, о чем бы ни шла речь. И вот сегодня вечером вы совершаете поступок, который разбивает вдребезги созданный мною образ.

Сэмюэл намотал вожжи на кнутовище, вставленное в специально приспособленное для кнута углубление. Акафист неторопливо ковылял по изрытой колеями дороге. Старик погладил бороду, серебрящуюся в свете звезд, снял черную шляпу и положил на колени.

– Этот поступок удивил меня не меньше твоего, – признался Сэмюэл. – Однако если желаешь знать причину, загляни себе в душу.

– Не понимаю.

– Если бы ты только рассказал о своих изысканиях чуть раньше, многое могло бы пойти по-другому.

– Я все-таки не понимаю смысла ваших слов.

– Берегись, Ли. Ты будишь во мне желание поговорить. Я уже упоминал, что ирландец во мне пробуждается временами, и вот сейчас как раз наступает такой час.

– Мистер Гамильтон, вы уезжаете и не собираетесь возвращаться. На долгую жизнь вы не рассчитываете.

– Верно, Ли. Как ты догадался?

– Вокруг вас веет смертью. Она исходит от вас сиянием.

– Не думал, что кто-нибудь заметит, – усмехнулся Сэмюэл. – Знаешь, Ли, мне моя жизнь представляется музыкой, не всегда хорошей и красивой, но все же она имеет мелодию и ритм. И уже давно эту мелодию исполняет неполный оркестр, а звучит неизменно всего одна нота – нота вечной, неизбывной печали и скорби. И тут я не одинок, Ли. По-моему, слишком многие из нас считают, что жизнь неизменно заканчивается поражением.

– Возможно, люди стали слишком богатыми, – предположил Ли. – Я заметил, что сильнее всего от неудовлетворенности страдают богачи. Стоит человека накормить, одеть и поселить в хороший дом, и он умирает от отчаяния.

– Все дело, Ли, в двух заново переведенных словах: «дозволено господствовать». Они схватили меня за горло и встряхнули. А когда прошло головокружение, мне открылся путь, новый и светлый. И моя жизнь, которой приходит конец, движется к прекрасному финалу, зазвучав новой прощальной мелодией, похожей на песнь соловья в ночи.

– Такое же действие эти слова оказали и на моих престарелых родственников, – ответил Ли, стараясь рассмотреть в темноте лицо Сэмюэла.

– «Тебе дозволено господствовать над грехом», Ли. В этом-то и заключается вся суть. Не верю, что под конец жизни все люди чувствуют себя сломленными. Могу назвать с десяток вышедших победителями, и именно на них держится мир. В противоборстве силы духа, как и в любом сражении, помнят только имена победителей. Несомненно, большинство людей терпят поражение, но есть и другие, кто, подобно столпу огненному, ведет за собой испуганный народ, освещая во мраке путь. «Тебе дозволено. Ты можешь господствовать!» Какое величие! Какое торжество силы духа! Да, мы слабы, немощны, бранчливы и вздорны, но если этим и ограничивались наши возможности, человечество давно бы исчезло с лица земли. Единственным напоминанием о его существовании стала бы окаменелая челюсть с выбитыми зубами, погребенная в пласте известняка. Но возможность выбора, Ли, в корне меняет все дело! Возможность одержать победу! Раньше я этого не осознавал и не принимал. Понимаешь теперь, почему я сказал Адаму о жене? Просто взял и воспользовался возможностью выбора. Возможно, я поступил неправильно, но, рассказав правду, я либо заставлю его жить как положено, либо пусть убирается на тот свет и не мешает жить другим. Ли, а как звучит это древнееврейское слово?

– «Тимшел», – ответил китаец. – Будьте добры, остановите повозку. Мне пора.

– Далеко же тебе придется идти до дома.

– Сэмюэл! – окликнул Ли Гамильтона, спрыгнув с повозки.

– Вот я, – с усмешкой откликнулся старик. – Лайза страшно сердится, когда я отвечаю, как библейский пророк Самуил.

– Сэмюэл, ты превзошел меня во всем и возвысился.

– Настал мой час, Ли.

– Прощай, Сэмюэл.

Ли поспешно двинулся в обратный путь по темной дороге, прислушиваясь к скрежету железных колес по камням. Через некоторое время он оглянулся, посмотрел вслед взбирающейся по склону повозке и увидел выделяющуюся на фоне неба фигуру старого Сэмюэла. Его седые волосы сияли в мерцании звезд подобно нимбу.

Глава 25

1