К востоку от Эдема

– Ну, дорогой мой, вы и влипли в историю. Недаром говорят, что рискованно расспрашивать ирландца, потому что он непременно начнет отвечать. Надеюсь, вы понимаете, на что обрекаете себя, предоставив мне возможность поболтать? На этот счет существует два мнения. Одни полагают, что немногословность служит признаком мудрости, а другие утверждают, что неумение облачить свои мысли в слова свидетельствует о скудоумии. Разумеется, мне больше по душе вторая точка зрения, и Лайза считает это большим недостатком. Так что вы хотите узнать?

– Поговорим о ранчо Бордони. Глубоко ли придется там копать, чтобы добраться до воды?

– Нужно обследовать то место, где вы хотите сделать колодец. Иногда до воды не более тридцати футов, а порой и все сто пятьдесят. Случается, приходится бурить чуть ли не до пупа земли.

– Но ведь вы, так или иначе, находите воду, верно?

– Практически везде, кроме собственной земли.

– Да, я слышал, что с водой у вас туго.

– Еще бы не слышать! Мои вопли наверняка дошли до ушей Всевышнего на небесах, так как кричал я достаточно громко.

– Рядом с рекой участок в четыреста акров. Как думаете, есть там вода?

– Надо взглянуть. Салинас-Вэлли, по-моему, не совсем обычная долина. Если наберетесь терпения, могу кое-что порассказать, я ведь тут каждый уголок обследовал, везде носом поводил. Как говорится, голодный всегда мечтает о еде.

– Мистер Траск приехал из Новой Англии, – пояснил Луис Липпо. – Собирается осесть в наших краях. Вообще-то он прежде бывал на Западе. Воевал с индейцами, когда служил в армии.

– Правда? Тогда рассказывать должны вы, а мне остается только слушать.

– Не хочется об этом говорить.

– Почему? Если бы мне довелось сражаться с индейцами, у моего семейства и всех соседей в округе давно бы уши завяли! Им осталось бы только молить Господа о милосердии.

– Я вовсе не хотел с ними воевать, сэр. – Слово «сэр» сорвалось с губ непроизвольно.

– Понимаю. Наверное, трудно убить совсем незнакомого человека, к которому не питаешь ненависти.

– А может быть, наоборот, так даже легче, – возразил Луис.

– В твоих словах имеется определенный смысл, Луис. Дело в том, что есть люди, в сердцах которых умещается любовь ко всему миру, но существуют и другие: они ненавидят себя и распространяют ненависть на все, к чему прикасаются. Как масло расползается по горячему хлебу.

– Может, лучше побеседуем о земле, – смущенно предложил Адам, пытаясь отделаться от всплывшей в памяти жуткой картины с горой нагроможденных друг на друга мертвых тел.

– А который час?

Луис выглянул на улицу и посмотрел на солнце.

– Еще нет десяти.

– Если я начну рассказывать, то уже не остановлюсь. Мой сын Уилл говорит, что когда рядом нет слушателей, я беседую с деревьями. – Сэмюэл вздохнул, усаживаясь на бочку с гвоздями. – Я уже говорил, что эта долина – место необычное. Может быть, мне так кажется, потому что я родом из зеленого края. А ты, Луис, не видишь ничего странного в нашей долине?

– Нет. Я ведь больше нигде не бывал.

– Кто бы знал, сколько я здесь земли перекопал, – продолжил Сэмюэл. – В ее недрах происходили необычные процессы, а возможно, происходят и сейчас. Там, в глубине, когда-то находилось дно океана, а под ним, еще глубже, совсем иной неизведанный мир. Впрочем, фермерам нет до этого дела. Верхний слой почвы плодородный, особенно в низинах. В верховьях долины почва светлая, песчаная, но сдобренная перегноем, что смывается с холмов в зимнее время. По мере продвижения на север долина расширяется, а почва становится темнее, плотнее и скорее всего богаче. Мне думается, в тех местах были когда-то болота. Корни растений веками перегнивали в земле, удобряя ее и делая черной. Если перевернуть верхний пласт, виден тонкий слой жирной глины, который будто склеивает землю. Такая земля, к примеру, в Гонсалесе, к северу от устья реки. А вокруг Салинаса, Бланко, Кастровилля и Мосс-Лэндинга болота существуют и поныне, и когда в один прекрасный день их осушат, там будут самые плодородные земли в здешних краях.

– Он всегда говорит о том, что будет бог весть когда, – встрял Луис.

– Человеческий разум, в отличие от тела, не может стоять на месте.

– Если я решу обосноваться здесь, то должен знать, что и как тут будет дальше, – поддержал Сэмюэла Адам. – Когда у меня появятся дети, им предстоит жить на этой земле.

Сэмюэл из тьмы кузницы смотрел поверх голов собеседников на золотистый солнечный свет.

– Тогда вам следует знать, что на большей территории долины, где глубже, где ближе к поверхности, находится твердый пласт очень плотной, маслянистой на ощупь глины. Местами его толщина не более фута, но кое-где он значительно толще. И вот этот пласт не пропускает воду. Не будь его, зимние дожди просачивались бы вглубь и смачивали почву, а летом вода снова бы поднималась наверх и поила корни. А так, когда земля над твердым пластом насквозь пропитывается влагой, избыток воды возвращается наверх в виде половодья либо застаивается на этом пласте, и тогда корни загнивают. В этом-то и заключается главная беда долины.

– Но все равно жить здесь хорошо, верно?