К западу от Октября

Они долго сидели, не произнося ни звука; старик снова стал набирать года, а вместе с ним и молодой собеседник. Достигнув достаточно зрелых лет, молодой кивнул, давая старику знак продолжать, а сам отвёл глаза.

— Сейчас это кажется невероятным, ведь вы женаты всего лишь год, первый год, самый счастливый. Трудно представить, как может капля чернил замутить целый кувшин родниковой воды. Однако может — и уже замутила. А в результате переменился весь мир — что уж говорить о нашей жене, о нашей красавице, о прекрасной мечте.

— Ты… — вырвалось у Джонатана Хьюза. — Ты… её убил?

— Нет, это мы её убили. Мы оба. Но если ты ко мне прислушаешься, если я смогу тебя убедить, она останется в живых, и ты встретишь старость в покое и счастье, не так, как я. Буду за это молиться. Буду проливать слёзы. Время ещё есть. С годами нужно встряхнуться, обуздать свои страсти, привести в порядок мысли. Боже, если бы люди понимали, что значит убить. До какой же степени это бессмысленно, глупо… безобразно. Но ещё теплится надежда — как-никак я до тебя дошёл, достучался, обозначил перемены, которые принесут спасение нашим душам. Слушай меня внимательно. Понял ли ты, что мы с тобой, встретившиеся в этом поезде, составляем одно целое, пару близнецов из разных времён?

Паровоз издал протяжный гудок, разметая нагромождение лет. Молодой пассажир кивнул, но так робко, что невооружённым глазом было не различить. Впрочем, старик довольствовался и этим.

— Я сбежал, — выговорил он. — Сбежал к тебе. Больше ничего сказать не могу. Она умерла вчера, и я сразу сбежал. Куда мне идти? Спрятаться негде, разве что во Времени. Там, где нет ни обвинителей, ни судей, ни присяжных, да и свидетелей настоящих нет — только ты. Тебе одному под силу смыть с меня кровь, понимаешь? Выходит, ты сам меня притянул. Твоя молодость, непогрешимость, безоблачная пора, ничем не омрачённая жизнь — вот та сила, которая увлекла меня в путь. Мой рассудок — в тебе. Не дай бог тебе отвернуться — тогда ты пропал. Мы оба пропали. Сойдём в одну могилу и больше не поднимемся, обречём себя на вечные муки. Хочешь, скажу, как ты должен поступить?

Молодой Хьюз поднялся с места.

— Плэндом! — пронеслось по вагону. — Плэндом!

Они вышли на перрон: старый человек семенил позади молодого, который ринулся вперёд на непослушных ногах, натыкаясь на стены и толкая прохожих.

— Не так быстро! — умолял старик. — Прошу тебя, помедленнее!

Молодой словно не слышал.

— Как ты не понимаешь, мы оба в этом замешаны, надо подумать вместе и принять решение, чтобы ты не превратился в меня, чтобы мне не пришлось к тебе пробираться дорогами кошмаров — ох, это просто безумие, бред, я знаю, знаю, но ты хотя бы выслушай!

Джонатан Хьюз остановился у выхода с перрона, куда подъезжали машины, — там звучали радостные возгласы и сдержанные приветствия, гудели клаксоны, чихали моторы, уносились в ночь огни фар. Старик схватил его за локоть:

— Подумай: твоя жена… моя жена… с минуты на минуту будет здесь, а я ещё не сказал и половины, ведь тебе не дано знать того, что знаю я — двадцать лет нераскрытых тайн, которыми необходимо поделиться и обменяться! Да ты меня не слушаешь! Господи, ты мне не веришь!

Молодой Хьюз не сводил глаз с мостовой. Вдали показалась последняя, запоздалая машина. Тут он спросил:

— А что произошло на чердаке в бабушкином доме летом пятьдесят восьмого? Об этом не знает ни одна живая душа, кроме меня. Ну?

Старик понурился. Переведя дыхание, он заговорил, как по-писаному:

— Мы прятались на чердаке двое суток. Никто не знал, где нас искать. Все думали, что мы побежали топиться в озере или бросились в реку. А мы в это время затаились под крышей и горько плакали, считая себя никому не нужными… слушали завывания ветра и хотели только одного — умереть.

Теперь молодой Хьюз развернулся и, не скрывая слёз, в упор посмотрел на своё постаревшее отражение.

— Значит, ты меня любишь?

— А как же иначе? — отозвался старик. — Ведь я — единственное, что у тебя есть.

Машина подкатила к вокзалу. Улыбчивая молодая женщина помахала из-за ветрового стекла.

— Не тяни, — вполголоса сказал старик. — Давай-ка я поеду с тобой, осмотрюсь, посоветую, может, чему-то научу, что неладно — подправлю, глядишь, и подарю тебе счастливую жизнь на долгие годы. Решайся…

Машина остановилась и посигналила, женщина высунулась из окна:

— Привет, мой красавчик!

Джонатан Хьюз расхохотался и, как безумный, бросился к машине:

— Привет, моя красавица!.. Одну минутку.

Оглянувшись, он бросил взгляд на дрожащего старика с газетой, который остался стоять у вокзала. Тот сделал вопрошающий жест:

— Ты, часом, ничего не забыл?

Молчание. А потом:

— Тебя, — произнёс Джонатан Хьюз. — Я забыл тебя.

В темноте машина круто развернулась. Женщину, её молодого мужа и старика качнуло в одну сторону.

— Простите, не расслышала: как вас зовут? — спросила женщина сквозь шум двигателя, не снижая скорости.

— Он ещё не представился, — встрял Джонатан Хьюз.

— Уэлдон, — произнёс старик, часто моргая.

— Надо же! — удивилась Элис Хьюз. — Это моя девичья фамилия.

Старик еле слышно ахнул, но тут же взял себя в руки: