К западу от Октября

— А почему, собственно? Позвони прямо сейчас. С какой стати я должен тащить эту макулатуру через весь город? Не проще ли…

— Ладно, ладно, успокойся. Не надо разбрасывать книги. Просмотри сначала мои стопки, потом свои. Если будут какие-то возражения…

— Я уже вижу: на твоей стороне лежит мой Тэрбер[40] — что он там делает?

— Ты сам подарил мне этот томик на Рождество десять лет назад. Неужели не помнишь?

— Разве? — сказал он и задумался. — Да, верно. Ну, хорошо, а что там делает Уилла Кэтер[41]?

— Ты мне подарил её на день рождения двенадцать лет назад.

— Сдаётся мне, я тебя слишком баловал.

— Да, чёрт возьми, было дело. Жаль, что прошлого не вернуть. Может, не пришлось бы теперь делить эти книги, будь они неладны.

Он вспыхнул, отвернулся и осторожно подвинул одну из её стопок носком ботинка.

— Карен Хорни[42] — мне она даром не нужна, зануда порядочная. Юнг[43]… Юнг получше будет, меня он всегда интересовал, но так и быть, можешь оставить себе.

— Ах, какое великодушие.

— Для тебя ведь на первом месте всегда были мысли, а не чувства.

— Тот, кто готов опуститься на любую подстилку, не вправе рассуждать ни о мыслях, ни о чувствах. Тот, у кого на шее засосы…

— Мы это уже обсуждали, сколько можно? — Он снова опустился на колени и стал водить пальцами по заглавиям на книжных корешках. — Ага, Кэтрин Энн Портер, «Корабль дураков» — неужели ты это одолела? Ладно, пользуйся. Рассказы Джона Колльера[44]! Ты прекрасно знаешь: этот сборник — из числа моих любимых! Забираю его себе.

— Нет, погоди! — запротестовала она.

— Забираю. — Вытащив книгу из середины стопки, он швырнул её на пол.

— Осторожно! Испортишь обложку!

— Моя книга, что хочу, то и делаю. — Он подтолкнул сборник ногой.

— Представляю, если бы ты заведовал городской библиотекой, — сказала она.

— Так, Гоголь: не интересуюсь, Сол Беллоу[45]: не интересуюсь, Джон Апдайк[46]: стиль — неплохой, но мысли нет. Не интересуюсь. Фрэнк О'Коннор[47]? Ладно, бери себе. Генри Джеймс[48]? Не интересуюсь. Толстой — не упомнить, кого как зовут: вроде даже интересно, только очень много наворочено, — оставь себе. Олдос Хаксли[49]? Стоп! Ты прекрасно знаешь, что я ценю его эссе куда больше, чем романы!

— Собрание сочинений нельзя делить!

— Это ещё почему? Ты собираешься поделить даже малыша. Романы оставь себе, а идеи заберу я.

Схватив три тома, он метнул их по ковру на другую половину гостиной.

Перешагнув через книги, она принялась изучать стопки, которые сама сложила для него.

— В чём дело? — возмутился он.

— Надо кое-что пересмотреть. Заберу-ка я назад Джона Чивера[50].

— Ещё чего?! Тебе — что получше, а мне — что получится? Чивера не тронь. Вот тебе Пушкин. Скука. Роб-Грийе[51] — скука на французский манер. Кнут Гамсун[52]? Скука на скандинавский манер.

— Хватит навешивать ярлыки. Нечего заноситься, как будто я двоечница. Рассчитываешь забрать самые ценные книги, а меня оставить с носом?

— Можно и так сказать. Эти дутые авторитеты только и делают, что копаются друг у друга в пупках, поют взаимные дифирамбы на Пятой авеню и всю дорогу палят холостыми!

— Диккенс, по-твоему, тоже дутый авторитет?

— Диккенс?! На протяжении этого века ему не было равных!

— И то слава богу! Если ты заметил, тебе достаётся весь Томас Лав Пикок[53]. Вся фантастика Азимова. А это что, Кафка? Сплошные банальности.

— Так кто из нас навешивает ярлыки? — Он нетерпеливо перебирал то её стопки, то свои. — Пикок. Едва ли не величайший юморист всех времён. Кафка? Глубина. Блистательное безумие. Азимов? Гений.

— Ох, скажите на милость! — Она села в кресло, положила руки на колени и наклонилась вперёд, кивая в сторону книжных гор. — Кажется, я начинаю понимать, где между нами прошла трещина. Твои любимые книги для меня — чепуха. Мои для тебя — барахло. Мусор. Почему мы этого не заметили десять лет назад?

— Мы многого не замечаем, пока… — он запнулся, — …пока любим.

Наконец-то это было произнесено вслух. Откинувшись на спинку кресла, она неловко сложила руки на груди и чопорно сдвинула колени. В глазах появился предательский блеск.

Он отвёл взгляд и принялся мерить шагами комнату.

— Дьявольщина, — пробормотал он, с осторожностью трогая ногой то одну, то другую стопку. — Мне плевать, что куда попало. Какая разница, я ведь…

— Сможешь всё увезти за один раз? — тихо спросила она, глядя на него в упор.

— Думаю, да.

— Помочь тебе погрузить книги в машину?

— Нет, не надо. — В комнате опять повисло долгое молчание. — Я сам.

— Точно?

— Абсолютно.

С тяжёлым вздохом он потащил к дверям первую охапку книг.

— У меня в багажнике есть коробки. Сейчас принесу.

— А остальное не будешь просматривать? Может, ты сочтёшь, что там много лишнего.

— Вряд ли, — отозвался он. — Ты знаешь мой вкус. Я же вижу — всё рассортировано с умом. Просто не верится: как будто ты взяла лист бумаги и аккуратно разрезала пополам.