К западу от заката

Предполагалось, что вечер будет праздничным, но когда машина стала взбираться на холмы над бульваром Сансет, Шейла заявила, что рано утром ей предстоит важный звонок. Скотт проводил ее до двери и поцеловал на прощание, подождал, пока в доме погаснут огни, и поплелся к машине, раздумывая, что же пошло не так. Надо было дать ей понять, что теперь он только еще больше ее любит. Как выходец со Среднего Запада, да и сам по себе, он глубоко преклонялся перед теми, кто всего добился сам.

Если Шейла таким образом наказывает его за недоверие, то за что тогда вознаградила субботним утром, когда, порозовевшая и теплая после душа, вернулась в спальню? Будь то извинение или примирение, это и близко не напоминало ту страсть с оттенком печали, во власти которой они провели прошлые выходные. Сейчас в движениях Шейлы была томная игривость, она смеялась, когда край подушки попадал на лицо, а Скотт спрашивал себя, что же изменилось и изменилось ли что-то вообще. Или она так показывала, что их отношения прошли проверку на прочность?

Скотт не был волевым человеком, ни в чем он не мог отказать женщине. И вопреки нехорошим предчувствиям, согласился провести Рождество в Малибу.

Редко когда он оказывался на праздник дома. Веселье в Париже, Риме и Нью-Йорке навевало тоску по детскому восторгу, с которым он смотрел, как вырастали высоченные сугробы вдоль Саммит-авеню, по дивному запаху свежесрезанных сосновых ветвей и зажженных свечек в соборе. По ночному поезду из Чикаго, на котором возвращался с друзьями из Ньюмана, по снежинкам, проносящимся в темноте, подобно крошечным кометам. Рождество было в свечах на каминной полке, в гусе, которого покупала бабушка и разделывал отец, в благодарственной молитве, которую просила его произнести мать, – в одинаковых повсюду маленьких традициях, ставших сердцу еще дороже от того, что превратились в воспоминания. Но нет им места в пустынном воздухе, пропитанном запахом цветущих бугенвиллей: прошлое с диковинными подсвечниками казалось невообразимо далеким, будто и не было его никогда.

Да, он старел, однако в нем говорила не просто ностальгия. Не только архитектура города казалась понадерганной по кусочкам, но и его традиции, многие из которых не приживались на новой почве. Электрические гирлянды, намотанные на стволы пальм, сосульки из мишуры, развешанные на каждом киоске с соками и хот-догами, не создавали атмосферы праздника. В залитом солнцем Беверли-Хиллз изнемогали от жары сборщики пожертвований, Санта-Клаусы в дешевых костюмах и хористы в шарфиках, исполняющие рождественские гимны. Они только докучали туристам, носившим рубашки без рукавов, напоминаниями о празднике, который здесь был совершенно не к месту. Скотт не давал себя обмануть; организм чувствовал, что сейчас не зима – слишком теплое солнце.

«Жаль, что так вышло с машиной, – писала Зельда, – и я рада, что удалось вызволить ее у прощелыг-мексиканцев. Поздравляю с контрактом, хотя вам со Скотти должно быть стыдно, что не приедете на Рождество. Большую гостиную больницы украсили в красных и золотых тонах, а под потолком парят ангелочки из ваты – их сделали школьники, которые приходили к нам и дали чудесный концерт. На следующей неделе меня могут отпустить с экскурсией в художественный музей Ринглинга во Флориде, а еще можно будет записаться на гимнастику. Как думаешь, нам это по карману? Мне бы очень хотелось привести тело в порядок. Пусть это будет мне подарком на Рождество. Мама сказала, она с радостью заберет меня домой на праздники, если Сара останется помочь. Я ей ответила, что и сама могу помочь, но она говорит, с Сарой все будет проще. Хотела бы я, чтобы вам обоим было проще со мной, но, думаю, каждый несет свой крест, n’est-ce pas[94], Додо? Мой сейчас в том, чтобы не сидеть сложа руки и готовиться к будущему, а не падать духом. Обещаю выбросить весь этот вздор из головы к твоему приезду в следующем месяце. А пока остаюсь навеки твоя, Зельда».

Почерк был аккуратный и ровный. С той минуты, как Манк объявил новости, Скотт не переставал уверять себя, что не виноват в нарушении обещания. Это была чистая правда, однако совесть все равно его мучила, так же как и когда он покупал подарки сразу жене, дочери и любовнице.