Раньше Скотт пытался разводить их по углам, что иногда приводило к тому, что он оказывался меж двух огней и получал сполна от обеих. Скотт готов был явиться к завтраку и гулять по берегу моря, но предписания его собственного врача теннис исключали. Он надеялся, что в это время сможет работать, однако нельзя было бросать одну Скотти, так что пришлось сидеть у корта с мисс Филлипс и смотреть, как его девочки играют под руководством инструктора.
Зельда играла несомненно лучше дочери, злилась на неудачи, бросалась отбивать даже безнадежные для нее подачи, а Скотти стояла больше за линией и часто отбивала мячи со второго подскока. У Зельды был слабоват удар слева, а когда инструктор пытался поправить ей замах, Скотт видел, что жена начинала терять самообладание.
– Ну вот же! – крикнул он ей, когда мяч все же перелетел через сетку, и Зельда с гордостью на него посмотрела.
После разогрева играли двое против одного: Зельда и Скотти против инструктора, который играючи отбивал их удары, но пропускал лучшие подачи, чтобы немного поддаться.
Как-то раз мяч полетел между ними, и Зельда остановилась, крикнув: «Твой!», но Скотти замешкалась. Они стояли, глядя друг на друга, а мяч упал посередине и откатился к ограде корта.
– Ничего, бывает, – примирительно сказал инструктор. – Но «твой» не кричат, только «мой».
– Он же был на ее половине, – заспорила Зельда.
Скотти не возражала.
– Вам нужно договориться. Если мяч к вам близко, а партнер не кричит «мой», можно спокойно отбивать.
– Даже если он на ее стороне?
– Именно.
После этого, словно чтобы показать свои силы, Зельда забирала себе все спорные мячи, не пуская Скотти вперед, пока инструктор не попросил дать и дочери возможность поиграть. Правда, та упустила первый же мяч, так что он вылетел за ограду, и Скотту пришлось искать его в сливовых зарослях.
– Спасибо, – поблагодарил он потом Скотти.
– Ей бы самой с собой играть.
– Она не хочет. Она хочет с тобой.
– Может, все же пойдешь с нами на гольф?
– С вами будет мисс Филлипс.
Утешение было слабым, и, хотя после обеда Скотту удалось плодотворно поработать, он то и дело представлял себе три белые точки, дрейфующие по простору поля для гольфа. Будто обретя дар пророчества, он легко предугадал, что расскажет Скотти по возвращении: обмен колкостями неизбежно перерос в препирательства с инструктором, точь-в-точь как утром. В периоды затишья Зельда вела себя предсказуемо. Мисс Филлипс подоспела вовремя, отвела ее в сторону и извинилась перед инструктором; впрочем, осадок остался. Завтра занятия начинались в то же время.
– Я же говорила, – проворчала Скотти.
– Знаю, знаю, – вздохнул Скотт.
За ужином он спросил об игре Зельду. По ее словам, мяч она вела неплохо, но техника короткой игры хромала.
– Если играть от случая к случаю, навык теряется. А ты как поработал?
– Вот и у меня так же.
– Тебе хоть под руку никто не говорит, как карандаш держать.
– Инструктор только хотел помочь, – сказала Филлипс.
– Не нужна мне помощь, – улыбнулась Зельда, тыкая вилкой в тарелку.
Из-за врачебных рекомендаций супругов десерт могла позволить себе только Скотти. Зельда давно уже ревностно следила за фигурой дочери, и, чтобы избежать очередной перепалки, та ограничилась чашкой кофе, после чего все переместились в гостиную играть в юнкер – очередная пытка для Скотти. Когда пробило восемь, отец поинтересовался, как продвигается изучение латыни, тем самым давая предлог уйти, и Скотти, клюнув его в щеку, немедленно им воспользовалась.
– Как, а маму не поцелуешь? – спросила Зельда, и дочь нехотя к ней наклонилась. – Заметил? – спросила она, когда Скотти ушла. – Она мне и двух слов не сказала.
– Может, просто не о чем?
– Мне бы хотелось больше знать о ее учебе, друзьях, творчестве. Тебе вот она рассказывает. А мне нет.
Скотт передал дочери просьбу Зельды.
– Не обязательно говорить что-то серьезное, просто поболтай с ней.
– В том-то и дело. Ей скажешь что-нибудь, она уцепится, а потом вдруг заведет про Францию на велосипеде. Слышит только то, что хочет слышать.
– Понимаю. Все же постарайся быть к ней добрее.
– Я и так к ней добра. Это ведь она у нас любит говорить гадости, а потом строить из себя невинность.
Скотт остановил дочь взмахом руки.
– Я знаю, какой она бывает. А ты постарайся. Пожалуйста.
– Лучше бы в школе осталась.
– Нет, не лучше.
– Лучше.
– Пирожок!
– Не умасливай меня.
– Сладкий, сладкий Пирожок!
– Так нечестно.
– А мир вообще несправедлив, – сказал Скотт. – Но мы должны делать его лучше.