Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

Да, да, кричали они, да-да, два конца, по концу на каждом конце, конец и другой конец. Думал, можно вечно лететь, вечно-вечно? Нет, нет-нет!

Они рассказали Дарру Дубраули, как странствуют из далека в далеко, с одного конца мира на другой. С конца, откуда прилетели, до самого конца, куда летят.

Они сказали, что, если полететь так далеко, как летают они, можно добраться туда, где кончается поклюв, а земля на конце мира вся сделана изо льда. А если полететь до конца на обрат, там тоже будет один только лед.

А почему не остаться здесь? — спросил он.

Нет! Холодно слишком, голодно слишком!

А зачем тогда лететь в ледяные земли?

И они рассказали — при этом спорили и кричали друг на друга так, что Дарр еле разбирал слова, да и поверить ему было трудно: летом в ледовых землях тепло, потому что лето идет по миру день за днем, пока не добирается до самых дальних краев. Ворона же знает, что солнце долго остается в небе летом, или она слишком глупая и не замечала этого? Так вот, в ледовых краях на пике лета дни такие долгие, что солнце вообще не заходит. Крачки считали — хотя сами, конечно, этого не видели, — что в дни, когда солнце никогда не заходит в поклювной ледовой земле, оно вообще не встает на другом конце мира. Вечный день для Крачек! Чудесно!

Дарр Дубраули сказал, что такого не может быть, как бы велик ни был мир. Просто не может.

Да-да! Большие-большие земли на поклюве! — закричали они. И на помраке тоже, их не перелетишь, слишком большие. Такой большой-большой мир.

И повсюду Крачки, чтобы об этом рассказывать. Они рассмеялись, увидев его изумление. Их смех поднял его в небо, как морской ветер, а Крачки помчались к морю кормиться, но унесли с собой его сердце.

Как я узнал, у них самая долгая сезонная миграция в царстве птиц. Когда приходит осень, Полярные Крачки покидают свои гнездовья за полярным кругом, пролетают над островами в северной части Атлантического океана, где с ними столкнулся Дарр Дубраули, кочуют вдоль африканского побережья, а потом летят над открытым морем тысячу миль до Антарктиды, куда только-только приходит весна. В морях полно пищи. Там они линяют и полностью обновляют оперенье. Когда в марте дни становятся короче, они возвращаются той же дорогой в летние земли на севере. Там, на краю ледовой пустыни, они откладывают яйца в вырытые в земле гнезда, а когда птенцы подрастают и дни становятся короче, все взрослые и молодые снова летят на юг, повторяя вечный круговой путь.

Лето странствует по миру, как Крачки и сказали Дарру Дубраули. И они странствуют за летом, как повелось испокон веков.

Когда-то, давным-давно — Дарр припомнил это только тогда и там, у моря, — он сказал старшему, что однажды улетит так далеко от своего надела, что найдет место, где вовсе нет Ворон. И старший сказал ему, что нет такого места. Но оно было — и занимало в мире больше, чем все вороньи владения, вместе взятые.

И все равно Дарр не мог понять, сделали рассказы Крачек мир больше или, наоборот, меньше. Концы мира находились так далеко друг от друга, что от одной мысли о них у него разрывалось сердце, если подумать неосторожно. Но эти же рассказы делали мир миром: у мира были концы; мелкие птички пересекали его из конца в конец и хохотали так, словно это простое дело.

Дарр Дубраули частенько видел Брата на длинной косе под зазубренными скалами среди Людей, которые выходили в лодках в море, чтобы ловить рыбу, хоть Люди и не были для этого приспособлены. Брату был предписан обет молчания, но он об этом, похоже, забыл: говорил столько же, сколько слушал, указывал руками на море или разводил их в стороны, будто держал что-то большое. Дарр Дубраули видел, как он шевелит губами. Это всегда подводило Брата — он говорил, а не слушал.

Однажды утром Дарр вернулся со скал — голова его была полна рассказами Крачек — и увидел, как Брату помогли забраться в одну из людских лодок, а затем она вышла в море: гребцы налегали на тонкие весла, лодка то вставала дыбом на высокой волне, то продвигалась к более спокойным водам вдали. Дарр Дубраули забеспокоился, что Брат не вернется — не захочет или не сможет.

Но на закате он уже карабкался по тропе к своей келье со связкой рыбы в руке и улыбкой на лице. Выстриженный круг у него на голове стал огненно-красным после целого дня на солнце.

— Corve! — крикнул он и помахал Дарру. — Знамения и чудеса[58]. Приходи поесть.