Кабахи

Ты в бою кулачном посмотри — вот я каков!
Тулумбаша с чашей посмотри — вот я каков!
В Ортачальских погребках увидишь, — я каков…
У-ух, чтоб мне на месте умереть —
Тулумбаша посмотри, каков,
В Ортачальской чаше посмотри…
Ты в кулачной чаше…
Ты в кулачных погребках…

Завскладом путался в словах, голос у него вдруг сел; внезапно обозлившись, он грохнул кулаком по столу так, что вся посуда смешалась в общей куче.

Хозяйка заметно огорчилась.

Зато дочка ее и виду не подала, что ей неприятно.

— Собери осколки и сложи в сторонке, Серго!

— Что это тебя так разобрало, завскладом?

— Яйца, ребята, мы забыли про яйца!

— Ах да, яиц! Скорее, дайте яиц!

— Дай ему сырое яйцо, Кето, авось снова в голос войдет. Знаешь, что у него за голос? Ух, раскосые твои глаза! Кто с тобой сравнится! Разве что сам Годзиашвили!

И сосед обнял и расцеловал заведующего складом.

Певцу дали проглотить сырое яйцо.

— Да ну, что одно яйцо! Разве одно яйцо ему поможет? Все равно что ничего. — Сидевший рядом с певцом вскочил и вышел из комнаты.

Вскоре снаружи, с балкона, донеслось отчаянное кудахтанье курицы и неясное бормотание.

Вышедший вернулся через минуту. В поднятой поле рубахи он нес десятка два яиц.

— Это я с самого начала, когда мы поднимались по лестнице, приметил на балконе наседку, — заявил он, осклабясь, и неверным шагом направился к заведующему складом, но по дороге споткнулся о низенькую трехногую скамеечку и растянулся ничком на полу.

Гости с трудом поставили на ноги своего дружка, перемазанного яичным желтком.

Кето, скрывая досаду, повела пострадавшего к рукомойнику.

— На здоровье, Лео! — взревели в один голос собутыльники.

Разбив единственное, чудом уцелевшее и уже насиженное, с заметным зародышем, яйцо, приятели с хохотом заставили беднягу завскладом проглотить его.

Хозяйка отвела взгляд, отвернулась…

Снова мчался по шоссе «Москвич».

Когда переправились через реку Стори, мотор заглох.

Седоки приложились по очереди к прихваченной из Алвани бутылке водки и, не разуваясь, спустились в поток, доходивший им до бедер.

Вымокли сами, и машину залило водой, но под конец ее вытащили, запустили мотор и снова выбрались на дорогу.

Когда путники въехали в Чалиспири, почти все село спало мирным сном.

«Москвич» лихо промчался по пустынной улице и затормозил посреди села, у столовой. Из машины высыпались набившиеся в нее гуляки.

Стараниями распорядительного заведующего столовая была красиво оформлена как снаружи, так и внутри. Кроме общего зальца было в ней и несколько отдельных крохотных закутков-кабинок. Дверь в глубине помещения вела на задний двор, а там был колодец, в который жаркой летней порой опускали, чтобы остудить, бутылки с вином. Над колодцем высилось огромное тутовое дерево — густая его листва защищала от палящих лучей устроившихся у подножья застольцев. Двор, обнесенный высоким дощатым забором, был полностью отделен и от улицы, и от соседних дворов.

Приятели застали в столовой только заведующего и повара. Буфетчик и единственный официант уже ушли домой. Лишь один запоздалый посетитель еще оставался в зале — это был председатель сельсовета. Он то и дело чмокал алыми, разгоревшимися от вина губами и, перегнувшись через прилавок, о чем-то шептался с заведующим.

Заведующий столовой поднял на вошедших живые черные глаза и, прервав беседу с председателем сельсовета, пошел навстречу поздним посетителям. Он обнял шедшего впереди мрачного как туча Закро, поздравил его с серебряной медалью, а потом поздоровался и с остальными.

— Я уже думал запирать — как раз собирался отпустить повара. Но ведь таких гостей, как вы, разве что раза два за год бог пошлет! Что пить будете, ребята? Есть цинандали, и напареули есть, и руиспирское мцване, и красное из Икалто; ну, и нашего, чалиспирского, сколько угодно. Ражден! Вздень на вертела семь шашлыков и разогрей бугламу. Ух, какая жара настала — не будь у нас этого колодца, совсем бы мы тут растаяли! Луку и редиски почисть побольше! Сейчас, сейчас поставим бутылки в колодец, и через десять минут они будут как лед. Так что же вы будете пить? Хотите по стаканчику белого — крепкая водка, чача. А хотите, принесу коньяк — старый, отборный, пять звездочек.

Закро поморщился:

— Не хочу ни чачи с коньяком, ни цинандали, ни напареули. Дай нам нашего, чалиспирского. Хинкали у тебя есть?

Заведующий хлопнул себя по лбу и крикнул повару:

— Сними бугламу, Ражден, и поставь разогревать хинкали. Совсем я стал беспамятный на старости лет! Сколько хинкали разогреть, ребята?

— Давай, сколько у тебя есть… Наши желудки так устроены, что железные гвозди и те переварят, — подал голос завскладом, еле оторвав от стола отяжелевшую голову.

Событульники с хохотом поддержали его, и заведующий столовой направился к буфету.