Кабахи

Два блюда хинкали очутились в котле, поставленном на огонь, а на столе перед гостями появились тонко нарезанный тушинский сыр, крупные светлые листья салата цицмати, зеленые стрелки молодого лука, румяная редиска и длинные хрустящие хлебцы — шоти.

— По рюмке коньяка, Закро?

— Не хочется, ребята, выпейте сами, если охота. А мне принеси нашего, здешнего ркацители, Купрача!

— Сейчас, сейчас, Закро-джан. Все для тебя достану — хоть из-под земли. Ркацители у меня такое, что сам царь Ираклий позавидовал бы.

На столе появился коньяк, а к собутыльникам присоединился председатель сельсовета.

— А ты, Симон, перестань суетиться и иди к нам. Хоть я и осрамил вас, за стол со мною сесть все же не зазорно. Ну-ка, подними этот стаканчик! — и Закро протянул хозяину рюмку, наполненную коньяком. — Скажи что-нибудь, как ты умеешь, такое, чтобы у меня от сердца отлегло.

Заведующий столовой подошел к столу. Это был рослый, крепко сбитый человек, чуть постарше сорока лет, далеко не такой тучный, каким, по обычному представлению, должен быть работник буфетной стойки. Правый глаз у него заплыл сине-багровой опухолью, лицо заросло до самых скул частой черной, неделю не бритой бородой.

Он поднял стакан и начал приятным голосом:

— Что я-то вам могу сказать, ребята, — вы сами мастера и придумывать и говорить! Ходите-ездите, видите белый свет, и хорошее и худое вам по пути встречается. А мое ремесло — что неразрезанный арбуз. Всякие-разные люди сюда ко мне заглядывают. Что ни человек — другое лицо, иная походка. — Купрача остановился и поглядел прищуренными блестящими глазами куда-то вдаль, за головы застольцев. — Человек? — спросил он и сам себе ответил: — Разве живого человека разберешь? На лбу ведь ничего не написано, а душа у него внутри, под рубахой! Знаете, что я вам скажу, ребята? Давайте выпьем за такого человека, кто плох не плох, а лучше иных хороших!

— Ух, ну и язык! Золотые уста! Да ты не то что печального человека развеселишь, а мертвеца из могилы поднимешь!

— Скажи-ка, Купрача, по ком ты траур носишь, почему не бреешь бороду?

Купрача провел рукой по щекам и смешно скривил шею.

— Похоже, что перед всем светом лицо потерял, да?

— А ты побрейся, и лицо опять будет при тебе, и весь свет его увидит!

— Эх, Валериан, вот бы нашему колхозу каждый год такие густые нивы!

Вдруг Закро приподнялся на стуле, схватил заведующего столовой за рукав, притянул к себе и стал в него вглядываться.

— Что это, Симон? Почему у тебя синяк под глазом?

Купрача улыбнулся и сделал небрежный жест, означающий, что это пустяки.

— Нынче вечером заглянул к нам сюда один хевсур. Я подал ему все, что он просил, как в той старинной песне о кипчаке-разбойнике. Хевсур поел, выпил и, когда вино его разобрало, собрался уходить. Я сказал ему, чтоб расплатился, а он швырнул в меня солонкой. Это уже в третий раз он хотел угоститься на даровщинку. Раз я ему простил, второй раз — тоже, вот он и решил, что я его испугался и можно теперь кормиться у меня задарма. Ну, я и виду не подал, что почувствовал боль, подошел к нему, оперся об его стол и говорю — что же это ты, дружок, так нехорошо поступаешь? А он давай теребить свой кинжал и грозится, глаза выкатывает. Тут я не вытерпел, схватил его за ворот рубахи, крестами расшитой, и стащил со стула, да двинул так, что он у меня полетел кувырком. Немного погодя смотрю — входят другие хевсуры. Я решил, что теперь уж дело дойдет до кинжалов, и схватил на кухне большой вертел шашлычный… Но хевсуры, сами знаете, не мне вас учить, — ребята крепкие, правильные… Напротив, накинулись на него и тут же уволокли с собой: дескать, всегда и всюду ты нас позоришь.

Закро расхохотался.

— Царство небесное обоим твоим родителям! И язык у тебя остер и кулак промашки не знает! Хорошо, что меня тут не было!

Принесли остуженное в колодце вино. Бутылки выстроились шеренгой на столе.

— Что ты примолк, Закро? Расскажи тбилисские новости! Газету я, правда, читал, но уж, наверно, этому Бакурадзе туго от тебя пришлось!

Закро хмуро глянул на председателя сельсовета и процедил сквозь зубы:

— Об этом со мной лучше не разговаривай, Наскида! — Потом, не обращая внимания на стаканы, схватил одну из бутылок, повертел в руке и прильнул к ее горлышку. Запрокинув голову, Закро пил богатырскими глотками вино, и кадык его ходил вверх и вниз; когда же бутылка опустела, он с силой ударил кулаком по столу и продолжал: — И это проклятое вино меня больше не пьянит! Эй ты, завскладом! Ты же не у себя на складе — подними голову!

Купрача фыркнул:

— Эк его разнесло, будь он неладен! Посмотрите — весь кругленький, как бочоночек!

Приятели, хохоча, разбудили толстяка собутыльника и чуть ли не силой влили ему в рот стакан вина.

Заведующий складом не уронил своего достоинства — как ни в чем не бывало, будто выпил вино по своей воле, затянул вполголоса:

— Лишь засну я… — и тут же снова уронил голову на стол.

— Ну, тогда хоть ты грянь песню, Серго! Не бойся, потолок над твоим отцом не обрушится!

Серго не заставил приятелей повторять просьбу.