Кабахи

Закро, который сидел повесив голову, потянулся за второй бутылкой, опорожнил ее до половины и отставил.

— Вы тут, ребята не скучайте… А я выйду ненадолго, глотну свежего воздуха…

— Ступай, ступай, проветрись, Закро-джан… А ты пой, играй, Серго! — И красный как морковь председатель сельсовета принялся подтягивать поющим:

Э-эх, краса-авица-а…

Заведующий столовой проводил взглядом уходящего.

— Сейчас принесут шашлыки и хинкали, Закро!

— Да, да, милый, хорошо… Пусть несут… А я пойду прогуляюсь.

Выйдя за дверь, Закро постоял несколько минут под тутовым деревом, потом прошел на середину двора и глубоко вдохнул ночной воздух.

Чуть заметный ветерок нес с огородов пряные запахи зреющих помидоров, тархуны и спелых черешен. Какая-то птица громко пела вблизи, и от этого ночная тишина казалась еще уютней. Одно за другим сменялись коленца птичьей песни, и так сладостно показалось парню его уединение, что он подошел к забору, ухватился обеими руками за верхний его край и прильнул к доскам разгоряченным лбом.

В голове у него кружились, цепляясь одна, за другую, самые разнообразные мысли. Долго стоял Закро в таком полузабытьи, а когда птичья песня, прозвенев на самой высокой ноте, перешла в тихий щебет и наконец совсем замерла, одна мысль взяла верх над остальными.

Закро с великим трудом влез на высокий забор и спрыгнул с него в соседний сад.

Шел напрямик через бахчи и огороды хмельной молодец, шел неровным шагом, не разбирая дороги, цепляясь за длинные плети помидорных и огуречных стеблей, топча тщательно ухоженные грядки лука и цицмати. Под напором могучих плеч обламывались унизанные плодами ветви яблонь и груш гулаби, а вишневые деревца, казалось, пугливо сторонились при появлении этой огромной фигуры.

Затрещала изгородь, и фигура перелезла через нее на дорогу, что вела к верхней окраине деревни.

Закро шагал в гору. На дороге не было ни души. Лишь изредка раздавался в каком-нибудь придорожном дворе лай сторожевого пса, чтобы тут же умолкнуть.

Где-то запел раньше срока торопыга петух, в противоположной стороне отозвался другой. Им ответили петухи со всех концов села — с горы, из долины, с лесной опушки. Июньская ночь наполнилась воинственным петушиным кличем.

Вот уже деревня осталась позади. Закро направился к одинокому, стоявшему на отшибе под самой горой каменному дому.

Дойдя до цели, он остановился в изумлении. Ворота, обычно запертые, были на этот раз распахнуты настежь.

Долго прислушивался он в царившей кругом глухой тишине к шуму бегущей неподалеку в своем овражном ложе речки Берхевы. Двор перед домом точно вымер, — казалось, нигде поблизости нет ни единого живого существа. Чернели провалы темных окон; при свете звезд они походили на пустые глазницы слепого. За домом, в саду с вековыми деревьями, густел мрак, а рядом с опытным участком чуть шелестел старый высокий дуб.

С минуту Закро покачивался на нетвердых ногах, ухватившись за столб ворот. Потом собрался с духом и шагнул во двор.

Вино взяло-таки свое — хмель разобрал парня. От тряски в машине и ходьбы на свежем воздухе он совсем опьянел. С трудом удерживал он на весу клонившуюся книзу тяжелую голову, Закро брел по двору, выписывая ногами замысловатые кренделя, а временами останавливался и, махнув рукой, что-то невнятно бубнил про себя.

Сделав с грехом пополам шагов двадцать, он прислонился к молодому сливовому деревцу, уставился на пустынный балкон во втором этаже и забормотал:

— Русудан… Девушка, Русудан… Как это ты уродилась такой хорошей?.. Зачем?.. Видно, мне на горе, на беду…

Закро умолк и долго пристально всматривался в темный дом; потом, с трудом оторвав от него взгляд, снова жалобно заговорил:

— Хоть бы ты не была такой хорошей, Русудан… Ну что из того, что я не чемпион?.. Такая, видно, моя судьба, а ведь сам по себе я чего-нибудь да стою… Не хуже всякого другого… Ну, осрамил я вас и в этом году… Так оно вышло — что я могу поделать?.. Опять он взял первенство… Разве я виноват? Он ведь тоже парень что надо, Русудан… На здоровье, я на него зла не держу. Не могу же я руки на себя наложить?.. Или наложить?.. Эх, право, кажется, только это мне и остается… Долго ли я еще смогу терпеть, молчать, таить в душе горечь?.. Настанет день — не вытерплю, все наружу хлынет… Приду к тебе и, как старый Миха перед образами, грохнусь наземь, грохнусь и все выскажу, все, все… Хочешь — убей, хочешь — жизнь подари… Видишь — извелся я, уж и не человек вовсе… Один твой добрый взгляд, и я сразу стану как лев… И-и-эх! Тогда не то что Бакурадзе, сам сказочный богатырь Караман против меня не устоит!.. Русудан… Вот я, Русудан… Я пришел, и делай со мной что хочешь, да, делай что хочешь…

Бормоча и пошатываясь, Закро ступил несколько шагов по направлению к дому, но тут с балкона вдруг послышался яростный лай, что-то белое, мохнатое с шумом скатилось по лестнице и в два скачка очутилось возле него.

Сразу узнав любимую собаку Русудан, парень протянул к ней руку и ласково позвал:

— Ботвера, славный мой пес… Это я, Ботвера… Я, Закро… Не узнаешь?..