«Все еще кисловат, хотя этот сорт более ранний, чем «ркацители» и «мцване». Нет, нет, надо поторопиться с приготовлениями к виноградному сбору. Бог-то ведь не умнее человека — найдет на него блажь — и пиши пропало: ни одного листика на лозе не оставит!.. Нет, право, что это втемяшилось в голову председателю — оторвал меня от лоз, выхоженных, как родные дети, и перебросил на поля… Как я должен это понимать — как выдвижение? Нешуточное ведь это дело — быть руководителем всего полевого хозяйства в колхозе! Выходит, что я сейчас вроде второго председателя — так сказать, полупредседатель! Сколько ни ломаю голову, никак не могу догадаться: с чего этот властолюбивый человек надумал разделить со мной свою власть? Ни в одном колхозе нет такой должности или звания, назови как хочешь. Так в чем же дело? Неужели он в самом деле думает, что только я один могу выправить наше полевое хозяйство? Если так, постараюсь не обмануть его надежды… Может, это моя милая Тамрико на него повлияла и добилась того, что он сменил гнев на милость? Да нет, для этого Тамара слишком слаба. Разве может маленькая рыбка схватиться с китом? Напротив — теперь ее самое держат под замком, бедняжка даже к источнику не смеет выйти. А старик день и ночь ругает меня без устали, старается внушить своей дочери такую же ненависть ко мне, какую питает сам… Давно я не видал моей девочки, не слышал ее ласкового голоса! Третьего дня встретилась мне на дороге ее тетка и даже не замедлила шаг, чтобы я мог справиться о здоровье Тамрико… Что брат, что сестра — похожи друг на друга как две капли воды. И такой ангел, как Тамрико, в руках у двух таких дьяволов! Ну зачем она взяла в институте отпуск на целый год? Окончила бы уж, получила бы диплом, чтобы я мог наконец вырвать ее из этого дьяволова гнезда! А как мать моя радуется — будет, мол, у меня невестка-врач! Бедная мама, хлебнула она горя в жизни! Шуточное ли дело — вырастить четырех сыновей? И только один вернулся с войны целым и невредимым! Чье сердце выдержит, не сломившись, такую утрату? Потерять трех сыновей — молодых, полных сил… В последнее время мама совсем стала плоха. Уже и зрение ослабело у бедняжки, с трудом бродит по двору. И я еще называю себя хорошим сыном! Так и не удосужился сводить ее к глазному врачу, — может, ей помогло бы лечение или очки… Ведь вот Сабеда старше моей матери года на два, а видит в темноте, как сова. Эх, Сабеда… Бедная, и ей тоже не сладко пришлось! Я хоть один у матери остался, а Сабеда своего сына заживо схоронила! Чудо, что она уцелела в тот день, когда крыша над ней обрушилась! Молодчина Русудан! Ей-богу, эта девушка просто золото. Отстроили Сабеде дом, а Русудан ее не отпускает — живи, мол, у меня! И напрасно не хочет Сабеда остаться у Русудан, там ей было бы уютней. Эх, когда человек состарится, видно, у него тут, — бригадир покрутил пальцем у лба, — что-то разлаживается. Заладила Сабеда — никто, мол, не знает, когда вернется мой сын, а я в любой час, днем и ночью должна быть дома, чтобы его встретить. Вот оно, материнское сердце! Бедняжка все еще ждет своего сына, верит, что он вернется… Хорошо я сделал, что дал ей свою черепицу. Но почему не дал колхоз? Мне не жалко, но почему?.. На что дяде Нико столько черепицы, ведь зря валяется! Может, он бережет ее для нового клуба? Но клубы теперь черепицей не кроют. Для кузницы уже взяли, зачем же он бережет остальное?.. Ах вот что! Да, мой будущий тесть, конечно, ума палата! Наверно, придерживает черепицу для гаража».
Ворона по-прежнему ковыляла впереди. Когда Реваз приближался к ней, она неуклюже взлетала, чуть не задевая крыльями землю, и опускалась шагов на десять дальше по тропинке, чтобы сохранить между собой и человеком безопасное расстояние.
За виноградником, на дороге, спускающейся к Алазани, показалась арба, запряженная лошадью. На арбе громоздились наваленные друг на друга полные мешки, а на передке сидел возница и напевал.
Бригадир посмотрел вдоль пашни. Трактор в дальнем ее конце остановился; тракторист, его помощник и третий человек, тот, что следил за сеялкой, направились к большому вязу, высившемуся на краю поля.
Тут только догадался Реваз, что мешки на арбе были с семенным зерном.
«Должно быть, не хватило семян и ребята остановили сеялку! Ведь я еще с утра распорядился, чтобы привезли семена к большому вязу, а они только еще везут! Кто это там на арбе распевает, хотел бы я знать. Сейчас я до него доберусь и взгрею молодца как следует!»
Бригадир ускорил шаг; умная ворона тотчас же увеличила «дистанцию безопасности».
Где-то вдали глухо громыхнул гром, и поднявшийся ветерок бросил в лицо Ревазу прохладные капли дождя.
Реваз взглянул на небо и изумился.
Серые облака, которыми оно было затянуто до того, стали угольно-черными и низко нависли над землей: Все новые и новые громоздкие, лохматые тучи, напившиеся воды, разбухшие где-то над далеким морем, наползали из-за вершин Пиримзиса и Тахтигоры, лениво волоча за собой растрепанные ветром, изорванные подолы.
«Будет дождь!» — подумал Реваз и еще прибавил шагу.