— Наверное потому, что я могу назвать день, когда мы решили переформатировать группу, — возразил я. — Никто ни до, ни после этого к нам не подходил и не помогал. Никто не брал под своё крыло. Не участвовал в нашей раскрутке. ТАК дела не делаются. Цитадель имеет колоссальную поддержку внутри Системы, им банально не дают заглохнуть даже тогда, когда «накрывают». Их операции проходят с ресурсами, которые есть только у силовиков — ни один частник такое не потянет. Если бы мы были чьим-то проектом, вас бы, всю Венеру, затопила бы информационная волна о нас! Сейчас мы бы обсуждали на топовых каналах Сектора наши стотысячные концерты в каждом из городов автономии. А мы сидим и курим бамбук на радио со средним суточным рейтингом двести тысяч, и это ещё неплохо. Я знаю, как организуются информационные волны — нет, Ром, ты не прав. Кстати, если бы у нас была «крыша», аполитичость и нонконформизм были тормозом, мы были бы яркой политической звёздочкой на шоу-небосклоне. Мимо!
— Я вам верю, — признался Роман. — Но к сожалению далеко не все так думают, как я. И факт того, что комитет по цензуре утёрся, когда вы в него плюнули…
— Я же говорю, личные связи, — заулыбался я. — Только и всего. Скажем так, пользуясь возможностью войти в двери для неформального общения с высокими людьми, я убедил пару могущественных кланов, что на Секторе можно заработать, извлечь из него выгоду. Выгоду получать будут они сами, мы для них — инфоповод, инструмент, не более. Но и они для нас — инструмент! Инструмент решения больших проблем. В бизнесе это называется взаимовыгодным сотрудничеством.
— Хитрая латинская сволочь! — громко отрезал Карен. — Вот кто наш Хуан. Надеюсь все поняли, что у него гадкий извращённый ум? А что он не понимает меры и идёт до конца, не зная слово «нельзя» и «невозможно» — он сам сказал. Громовая смесь!
— Угу. Профдеформация корпуса помноженная на византийскую хитрость, — констатировал с улыбкой Роман.
— Вот-вот. Она самая. Пусть плачут наши враги — это их проблемы, что они наши враги. Давайте споём?
— Точно! Давно пора! — поддержал Хан. — И я даже знаю, что именно мы будем петь.
— А ну давай, заряди, — поддержал я. Надоел этот разговор. Много сил отнимает.
— Я хочу признаться в любви! — высокопарно произнёс Хан, и глаза его засияли. — Как есть, в эфире. Это девушка… Хорошая девушка, — заулыбался он, глупо, как улыбаются только влюблённые. — Её зовут Роза. И она… У неё тоже профдеформация.
Пауза.
— Иногда это страшно, ребят, когда рядом с тобой ходячая машина смерти со сдвигом по фазе. Но с нею пипец как интересно; а ещё я всегда знаю, она не предаст и не ударит в спину. Мягкая и тёплая, как кошечка, становится вдруг опасной пантерой… Это… В общем, эту песню я посвящаю им, девочкам с изменённой психикой. Девчонки, вы супер!
Фудзи не переспрашивал, что за песня. Понял. Как и Карен. Вступили сразу как надо, не сговариваясь. Вступил и я, покачивая в такт головой. На панели гитары реле и переключателей не было (акустика же), но был удивлён, что Дима уже перевёл звук на металлик с пульта. Тоже понял, что будет за песня. Мне осталось только петь.
…И знаете, это здорово, что Хан так вот спонтанно признался в любви на всю страну. Это стало соломинкой, после которой началось переосмысление общественного мнения по поводу корпуса. Бесхитростное восклицание обычного парня — оно всегда сильнее любых социальных технологий и реклам.
Я же пел… Про себя. Ибо я — часть корпуса. С ним я сильнее, и с ним в сердце и душе готов идти сквозь опасный мир, плюя на угрозы и препятствия.
Если по смыслу, то эта песня должна была стать нашей главной, нашим гимном. Мы же исполнили её всего раз, в субботу на Атлетико, в середине программы. Да и плевать — главное как мы сами к этому относимся. А мы готовы драться. До самого конца.
ЧАСТЬ V. ШАХМАТИСТ
Глава 26. Прорыв блокады