Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

— Как меняются эпохи? — вопрос залу, но на самом деле риторический. — На самом деле легче, чем кажется. Вот, например, эти люди, — небрежный кивок за спину, где Дима по сигналу (моему жесту) активировал первую запись. Видео, снятое мною сегодня из здания суда. Да-да, я не просто так таскался туда, моя голова и тело были напичканы камерами, я был точкой съёма информации, которую тут же, по выходу, отослал Дайсону, и которую обработали и свели уже к трём часам дня. — Видите их? Сегодня этих шестерых парней оправдали. Оправдали за убийство русского парня, Дениса Кислякова. Вот это убийство.

За спиной пошла запись со скрытой камеры. Та, которую отдал сеньор Домингес, очень при этом обкакавшись.

— Видите, как эти милые мальчики избивают парня? Ну, пытаются. Вшестером. Такого богатыря, как Денис, фиг просто так побьёшь! Потому они бьют не просто так, а вот этой заточкой. — В этот момент некто Диего, самый из уродов отмороженный, всадил нож в бок каратиста.

Гул из зала поднимался медленно, очень медленно. Но неумолимо, как цунами. Но я не ждал его, а продолжал нагнетать:

— А теперь мальчики добивают лежачего и раненого, и уходят, даже скорую не вызвав. Хорошие ребята, правда? Агнцы божьи!

Гул нарастал. А запись вновь перескочила на здание суда.

Улыбающиеся довольные рожи ублюдков, а теперь вряд ли кто-то на планете будет считать иначе. Во всяком случае, из адекватных людей, неадекватов я людьми не считаю. Хлопание по спинам после освобождения — их выпустили их клетки прямо там. Обнимашки с родными…

— Эти парни — латинос, латинские нацисты, — повысил я голос. — Они никогда не скрывали этого, более того, за них вступились различные латинские нацистские организации.

Видео с протестов молодёжи перед зданием суда. С плакатами и баннерами с требованием освободить невинных. С писульками вроде «Хватит прогибаться под проклятых русских» и «Сколько можно терпеть диктат Обратной Стороны». Но в основном баннеры были нелитературные. Лазорево-золотые флаги Старой Империи, наследницей которой Венера является; той империи, что и начала эксперименты с латиноамериканским фашизмом. Породила его, воспитала и вырастила. И приказала долго жить, оставив разгребать последствия нам. Удаление камеры — показ того, сколько людей собирались на акции протеста. Сотни, тысячи!

Зал продолжал гудеть, но пока не сильно, вникая в то, что я говорил и показывал, а я не останавливался:

— Утром эти мальчики были признаны невиновными в убийстве, и именно это сорвало с петель равновесие, всё ещё державшееся между нашими народами. Ещё утром мы жили мирно в единой, пусть и сложной стране, но завтра проснёмся в стране, объятой пожаром и хаосом гражданской войны и гражданского противостояния. Потому, что всему есть предел, сеньоры, и если законы молчат — начинают говорить пушки. Не мы это придумали, так было задолго до нас.

Пауза, и как итог:

— Всё, что есть — когда-тоо было! — В этот момент эти буквы появились за нами вместе с Розитыным логотипом и названием нашей группы. — Простите, что стал вестником недобрых вестей, мне просто всего лишь «повезло» чуть больше, чем другим. С новой эпохой всех, товарищи!

Взмах, и Фудзи ударил в барабаны. Мы тут же подхватили, все втроём. Удар по струнам. Ещё и ещё. Начали.

Свет на сцене замигал, снизившись до рабочей минимальной отметки (кавалерия в работе), а на экране пошла запись, отредактированная сегодня Дайсоном и компанией. Начало её было собрано ещё вчера, и пока мы играли по знакомому.

Вступление сделали долгим, гораздо более долгим, чем восемь тактов в оригинале песни. И чтобы народ привык к нашему суровому звуку, и чтобы полностью прогнать вступительную часть на экране. А там, под большими буквами справа вверху «АРХИВ» разыгрывались баталии из прошлого.

Акции протеста. Массовые, тысячи людей. Флаги-имперки, балаклавы у некоторых на лицах. Русский сектор после присоединения и первых репрессий. Людей много, и там пока ещё ничего не боятся — власть анонсировала присоединение сектора не просто по результатам войны, как захваченные земли, а как земли, ДОБРОВОЛЬНО переданные Россией и вступившие в состав Венеры в виде равноправной автономии. Люди пока ещё верят в относительное равноправие. Слева более мелкими буквами шли названия городов, из которых были записи. Астрахань. Вознесенск. Циолковский. Самара. Загорск. Под ними шли и даты — чтоб показать, пусть и в быстротечном попурри, что градус набирал обороты по оси времени.

Вот на демонстрациях и митингах появились первые дымовые шашки. Вот дубинки специальной полиции, ещё не превращённой особым указом в национальную гвардию. Вот и уличные бои — кровавые схватки толпы с рядами полиции. Разбитые лица, окровавленные тела. Причём среди пострадавших не только демонстранты — видно, как уносят и оказывают помощь и одетым в черные скафы будущим нацгадам. Дым, местами пламя. Шашки и коктейли Молотова — лучшие друзья студентов той эпохи. Всё, время вышло, моя партия — и я запел, вкладывая в голос всю боль, всю злость и всю ненависть: