Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

Завтрашний день будет потом.
Всё, что нам нужно, нам нужно сейчас.
Время горит ясным огнем,
Остановите нас!

Новый длинный проигрыш, и новое повышение градусов накала. Война. Самая настоящая, гражданская. Пусть и с повстанцами, но имеющими широчайшую поддержку среди мирного населения.

Первыми шли кадры хроники, которую хотел разыскать. То, с чего началось. Надпись «Воскресенск» в левом углу и «Май 2392» в правом. Полиция, стреляющая в народ. Да, у народа были «Молотовы» и дымовухи. Но не было даже огнестрельного оружия — в русском секторе изначально оно не было распространено. Русские исторически лучше контролируют распространение оружия среди криминала, откуда ему взяться? Закованные в чёрные скафы полицейские, крошт демонстрантов из штурмовых игломётов. Мясо! Мясо! МЯСО на площади!

Улицы ждут начала беды.
Городу нужен сигнал, чтобы исполнить приказ.
Дети смотрят в глаза новой войны.
Остановите нас!

Эти кадры не были никогда в эфире. Но не были при этом и засекреченными. Просто в эфир бы их никогда не пропустили по соображением этики — вид покрошенного человеческого мяса не пропустит ни один редактор. Цензура, сеньоры, сцены насилия и жестокости.

Но Воскресенск помнит. До сих пор. И никогда не забудет. Как и вся Обратная Сторона. А вот те, кто забывать не должен был, предпочли похоронить эти воспоминания. Иначе не было бы сегодня того, что случилось.

Самара 2392, июнь, июль. Тот же год, Астрахань и Вознесенск. Да и другие города. Бои в городе, полномасштабные боевые действия. Трупы на улицах. Вот съёмка, ведущаяся повстанцами — парнями в камуфляже с русскими винтовками (что не было у населения, не значит, что сектор был безоружен и беззуб, у русских были свои склады НЗ под сотым метром). Взрывы. Повстанцы стреляют в стреляющих в них чёрных — теперь уже превращённых в национальную гвардию. После превращения в эту самую гвардию массово по всей планете начали набирать всякий сброд, что сказалось и на поведении сброда на территории Сектора, и на отношении к этой конторе там по сей день..

Казнь нацгадов. Выстроенным в ряд с ладонями за затылком людям в чёрном стреляют очередью в спину, те валятся. А вот расстрел нацгадами сдавшихся повстанцев — без суда и следствия.

Смутные дни —
Время кропить масть.
Смутные дни —
Время кривить рты.
Смутные дни —
Время делить власть.
Смутные дни —
Время решать, с кем ты.

Похороны. Много похорон. Гробы. Женщины в чёрных платках, плачущие над телами.

Новые сцены боёв и насилия — теперь венерианские королевские ВВС наносят удар по куполам. Сами купола крупным планом, рущащиеся под давлением атмосферы, потеряв герметичность. Складывающиеся внутрь себя, как карточные домики.

Новые бои, новые смерти. И города, города, города в левом верхнем углу! И даты — 2392,2393, 2394й года в правом.

Каждый из нас верен земле, родной земле!
В каждом живет звезда, чтобы вспыхнуть в свой час.
Небо горит, мы танцуем в огне.
Остановите нас.

Смутные дни —
Время кропить масть.
Смутные дни —
Время кривить рты.
Смутные дни —
Время делить власть.
Смутные дни —
Время решать, с кем ты.

— пел я. Ревел, как и вся наша симфония. Когда ревёт душа, невозможно не реветь ей вслед. Они забыли, сколько пролилось тогда крови. Забыли, какой ценой её поток удалось остановить. Я им напомню. Всем им.

А также напомню этим сеньорам, мужчинам и женщинам, пришедшим на концерт, что они не бараны на бойне. Их предки за свободу и свои права выходили на бой, и били врага. Умирали, но били, не дав превратить себя в рабов, сделав иллюзию равенства не просто иллюзией и декларацией. И пусть равенство было ограниченным, оно продержалось больше полувека. И если они хотят отстоять свои права, и в первую очередь не быть бесправным быдлом, которое можно безнаказанно убивать…

А теперь новый проигрыш, и я понятия не имею, сколько придётся играть. Придётся боком смотреть за записью и импровизировать.

Штурм. Жилой район, квартира. «Маски-шоу», запись ведётся со шлема, или со лба одного из штурмующих. Гражданские, падают лицом вниз. Не сами, им помогают пинками. А одному из означенных выше парней… Двигают дулом в живот и прикладом по хребтине. После чего двое в балаклавах берут его под руки и на выход.