Кабаны

Много миль пробежала она без остановки, пока не достигла наконец долины Мейо. Здесь она нашла наиболее удобный ствол, чтобы почесать себе бока. Это доставляло ей удовольствие, и она, начесавшись всласть, отправилась дальше.

Дойдя до перекрестка, веприца остановилась, стараясь чутьем уловить все, что приносил ей ветер, а затем продолжала итти дальше, пока вечер не застал ее у самого крайнего моста на Когерской реке.

Среди деревьев, росших на земле Пренти, находился засохший, шершавый кедр; он стоял на самом отдаленном конце пастбища, у окраин болота. Грубый, шероховатый ствол его был покрыт узлами и наростами. Все они представляли собой подобие зубцов гребня, расположенных на самой подходящей высоте.

Каждая свинья на пастбище хорошо знала его ствол. Ни одна из них не проходила мимо него, не остановившись, чтобы почесаться.

Одна из свиней Пренти, древняя старуха, бродившая поблизости от кедра, подошла к нему, чтобы почесать себе спину. Туда же направился и Фома. Когда он подходил к стволу, внезапно ствол громко заговорил, но на языке, которого мы с вами не поймем.

Зато Фома мигом понял. Не дожидаясь, пока старуха кончит почесываться, он с такой силою отшвырнул ее от ствола, что она кубарем скатилась вниз по откосу.

Золотисто-рыжая грива его поднялась дыбом, когда он обнюхал ствол дерева. Прислонившись к нему боком, он почесался, затем поднялся на задние ноги и еще почесался, потом пробежал несколько шагов, обнюхивая землю, и вернулся обратно, чтобы с новым азартом дочесаться о ствол, после чего, как безумный, пустился снова по следу, снова вернулся, прогнал всех от ствола, а затем помчался прочь и скрылся в чаще леса.

Он мчался по следам, все время обнюхивая их, ибо глаза ничего ему не говорили. То в одну сторону бросался он, то в другую, с каждой минутой становясь все более уверенным во взятом им направлении. По болотистой чаще леса мчался он, по освещенным солнцем прогалинам, пока откуда-то из-за деревьев не выпрыгнула ему навстречу тоненькая серая веприца, по виду которой он сразу признал, что кровь ее такого же происхождения, как и его собственная. Мало того — чутье сказало ему, что это та самая веприца, которая оставила ему свое послание.

Веприца пустилась бежать от него, он бросился галопом ее преследовать. Она бежала по открытому пространству, и Фома все больше и больше нагонял ее.

Не успела она добежать до опушки леса, как он уже догнал ее, и она, мигом повернувшись к нему, взглянула на него и тихонько запыхтела — не то от страха, не то от желания перевести дух.

Так стояли они — огромный, мускулистый Фома и тоненькая Гризель.

Да, они были именно те, кого любовь, должна была соединить на всю жизнь. Встретившись, Фома и Гризель с первого же момента поняли, что нашли свое счастье.

Гризель не сознавала, на поиски чего она шла в тот день, но теперь она понята, что нашла то, чего искала.

С тех пор на ферме не видели больше Фомы — он бродил по лесу, знакомясь ближе со своей подругой. Рыжая белка, сидевшая на дереве, фыркала и что-то болтала, как бы желая дать им понять, что она знает про их счастье; вот почему они поспешили удалиться в самую глухую часть леса, где реже встречались надоедливые белки.

Бродя однажды по лесу, они услышали странные звуки, которые доносились с болота. Фома поспешил туда, а вслед за ним и Гризель.

Путь шел вниз по склону горы и вел к темному, грязному болоту… Окраины его были покрыты необыкновенно высокими папоротниками. Фома протискался между ними и очутился лицом к лицу со своим врагом — черным медведем с Когерской реки.

Грива Фомы поднялась дыбом, глаза его засверкали зелеными огоньками, челюсти злобно защелкали. Медведь приподнялся и заворчал. Он почувствовал, быть может, какой у него смешной вид, ибо весь он, начиная с шеи и кончая кончиком хвоста, был покрыт грязью — черной, липкой, зловонной. Надо полагать, что в этой грязи он валялся уже несколько часов подряд. Рыжая белка могла бы подтвердить вам, что он ежедневно проводил в этом болоте несколько часов. Он лечился, как лечатся все дикие твари, и проходил второй курс лечения, следующий непосредственно за приемом послабляющих средств.

Но Фома не думал об этом. Он встретил ненавистное ему существо, которого когда-то сильно боялся. Теперь он не так уже боялся медведя. Он не хотел, однако, вступать в борьбу, не хотел подвергаться риску. Медведь, в свою очередь, помнил искусанную лапу и рану на боку, нанесенную матерью Фомы. И вот оба они, медведь — ворча, а Фома — хрюкая, попятились назад и разошлись в разные стороны без боя.

XI. Дикая кошка

Видите ли вы вот того сарыча, который летит на расстоянии полукилометра отсюда? Он кажется пятном вам, жалкому, слепому человеческому существу; зато его зоркие глаза могут наблюдать за вами, в то время как он парит в воздухе, могут видеть ваше лицо и куда обращен ваш взор. Сарыч видит и деревья на верхушке горы, на расстоянии нескольких километров от него.