Кабаны

Произошло нечто невообразимое. Нападение могучего вепря, лязг клыков, полное ненависти и злобы ворчанье, шумное и с трудом переводимое дыхание, визг и щелканье челюстей, клочки шерсти, летящие по воздуху, быстрые движения отчаянной борьбы и вдруг — затишье, нарушаемое звуками разрываемого меха, треском костей и швырянием во все стороны бесформенной массы, которую вепрь придерживал время от времени ногами, продолжая терзать и без того уже изодранное тело.

Но вот, наконец, вепрь успокоился, воинственное безумие его прошло; подбежавшие один за другим вепрята обнюхали поле битвы, зафыркали и сломя голову понеслись прочь. К списку знакомых им запахов в этот день прибавился еще один.

А вепренок, задушенный кошкой, лежал в чаще кустов по другую сторону пня. Мать подошла к нему, обнюхала и, слегка толкнув, ушла, но тут же вернулась и снова толкнула. Братья его были живы и хотели пить, ей необходимо было итти к ним. Но, прежде чем уйти, ей захотелось излить свою ненависть к останкам жестокого животного, убившего ее малютку, и только после этого отправилась она к ручью. Вепрята бежали следом за ней. Веселость и резвость к ним снова вернулись. Мать еще раз подошла к безжизненному окровавленному телу кошки и снова толкнула его; глаза ее горели. Отец швырнул в сторону пушистые останки, и вся семья удалилась.

XII. Медведь-свиноед

Пристрастие к свиному мясу превращается часто в настоящую страсть, результатом которой нередко является жестокая болезнь. Мы не слышали, чтобы такая болезнь являлась последствием какой-нибудь другой мясной пищи, кроме свинины.

Когерский медведь окончательно превратился в свиноеда. Своим участком он считал всю долину, где жили свиньи, и все свои ночные похождения направлял к тем загонам, где встречались жирные, нежные подростки, которые представляли более легкую добычу, несравненно более вкусную и более безопасную, чем покрытые щетиной молодые вепри. Он прекрасно знал, когда и куда надо итти, чтобы, избегнув лишних хлопот, найти маленьких сосунков. Лай собак и крики охотников после совершенного им набега давали ему знать, что пищу в следующий раз надо искать в другом месте; в таких случаях ему всегда помогало чутье, приводившее его к загону, где находились животные, которых откармливали на убой. На пути его ставили капканы, но он обходил их и никогда не приходил два раза подряд к одному и тому же загону. Сочетание трусости и тонкого чутья сделали его мудрым.

Любопытно, что медведи, которые пристрастились к какому-нибудь мясу, любят, чтобы оно было с душком. Они стараются усилить этот душок, а потому не едят его до тех пор, пока оно не начинает разлагаться, превращаясь в гнилую массу. Они этому учатся у животных, которые зарывают свою пищу, когда количество добытой ими добычи превышает их потребности.

Однажды когерский медведь, бродя в темноте по лесу, почуял любимый запах, исходивший от останков не зарытого вепренка, убитого дикой кошкой. Оранжевые и черные жуки-могильщики не водились здесь, и поэтому некому было закопать вепренка. Это была неожиданная находка для медведя.

Он протянул длинный, наморщенный нос в кусты, вытащил оттуда вепрёнка, унес его на некоторое расстояние оттуда и, вырыв глубокую яму, спрятал туда найденную добычу, чтобы сохранить ее для будущего пиршества.

Дикие животные хорошо запоминают места своих «сберегательных касс» (как называют эти кладовые охотники) и возвращаются к ним, когда поблизости все спокойно. И когерский медведь отправился на следующий день к своей «кассе».

Когда дикое животное теряет кого-нибудь из близких и ему известно место его гибели, оно приходит туда, чтобы, по выражению индейцев, «оплакивать» погибшего. Когда оно проходит мимо, то сворачивает в сторону, обнюхивает это место, издавая при этом глухие стоны, роет землю и несколько минут трется о нее, а затем проходит дальше. Оплакивание это происходит в первые дни после гибели родича и прекращается после ливня, который уничтожает знакомый запах.

Прошел всего один день после смерти вепрёнка. Мимо этого-места проходила Гризель и свернула к нему, чтобы оплакать погибшего. Тут-то и произошла встреча.

Когда веприца испугается, она издает громкий продолжительный призыв, хорошо знакомый ее племени!. Если же она не испугается, то издает краткий воинственный крик и вступает в борьбу с врагом. Но Гризель сделала ошибку. Она издала воинственный крик и бросилась в атаку. Медведь попятился назад, стараясь улизнуть. Оба ходили кругом, словно не желая трогать друг друга. Медведь, повидимому, не прочь был отказаться от битвы; хотя он был больше и сильнее, но Гризель была взволнована, вспоминая о случившемся на этом месте. Материнская любовь поддерживала ее гнев, и она продолжала нападать на медведя, который попрежнему пятился назад, пока не очутился на открытом месте у обрывистого берега реки.