Кабаре

Но я знаю средство. Мысль в слова облеченная и записанная – она ведь уже отдельное существо. Она живет не в нашем мире и без контроля автора. Знаю, Димочка, знаю, как нужно действовать. Я писать тебе буду! Регулярно, как любимому в армию. Тогда ты поймешь все, тогда изменишь требования… Сегодня же напишу… Впрочем, что я тебе это рассказываю, все равно не слышишь ведь!

Поднимаюсь на пролет выше, закуриваю. Решение принято, и давит отсутствием реализации так, что немедленно бежать к ноутбуку хочется. Поднимаю руку к глазам, она, как не моя, сжимает бессмысленно ключи от Артуровской квартиры. Жгут ладонь! Тяготят, как тридцать серебрянников. Спускаю ключи в мусоропровод. Ну вот, хоть чем-то Артуру помогла. Надеюсь, дубликата у Рыбки нет…

– Ты что сделала, ненормальная?! – откуда-то сверху громко падает телохранитель Миша. Хватается за ручку, открывает ковш мусорки, глазами в помоях роется.

– Я их вниз сбросила, – говорю. – Не найдешь, не перемазавшись. Впрочем, с такой работой, тебе к грязи не привыкать, так ведь?

Он убил бы меня, веротяно, если б имел на то санкции. Смотрит ненавидяще, резко хватается за сотовый телефон, будто за оружие табельное.

– Алло, Геннадий?

– Дай-ка трубочку! – брезгливо беру трубку двумя пальцами. Миша, похоже, так оторопел, что не сопротивляется.

– Я слушаю, – Рыбка на том конце провода чем-то отчетливо чавкает.

– Приятного аппетита, – здороваюсь. – Звоню сказать тебе нет. – а потом набираю в легкие воздухе и кричу, чтоб все поняли. – Нет! Нет! И еще раз нет! И не приближайтесь ко мне больше! Я в ваших играх больше не участвую…

Возвращаю телефон владельцу, иду к лифту.

– А чё случилось-то? – слышен растерянный голос всеобщего работодателя. Он не успел разгневаться, попросту не понял еще, что произошло.

Так я прошла мимо денег и отказалась стать предателем.

* * *

“Привет, Дима! Как и обещала, пишу. Предупреждаю сразу, правилам вашего тамошнего этикета не обучена, потому писать буду в лоб, то есть все, как есть…” – сижу в обнимку с неоутбуком, в парке, на обдуваемой хлипкой скамеечке. Пишу. Пишу и радуюсь, что могу отречься от всего здешнего мира в пользу тамошнего…

Объективный взгляд.

И впрямь пишет, сумасшедшая. Поверх пальто укуталась большим цветастым платком, уселась прямо на лавчоке в сквере под фонарем и строчит свои послания…

Из комнаты сбежала, едва разговор с расселтелями квартры закончив. И правильно. Не слишком-то там высидишь, когда по коридорам ходят чужие люди, что-то замеряют, деловаито присвистывают, и ведут себя так, будто находятся отнюдь не в жилом помещении. Согласие на переезд Марина дала, к нотариусу вместе со всеми соседями съездила. Насмеялась там, кстати, от души: все вырядились, будто на бал идут, но веселье поддерживать октазывались и сидели с такими же серьезными лицами, как на похоронах Мамочкина. На Марину косились неодобрительно, но подпись приняли, и ни о каком психическом здоровьи на всякий случай не спрашивали. Боялись, вероятно, что она окажется невменяемой и сорвет важным людям сделку. Когда нужно освободить помещение не запомнила – то ли через неделю, то ли через три, – поэтому на всякий случай ушла сразу. Чтоб не мучаться, и не наблюдать надругательства над родным пристанищем.

Нет, в первый раз, наткнувшись на бесчинства вновьприбывших, она, конечно, возмутилась:

– Чем вам этот гвоздь помешал? На него покойный Мамочкин испокон веков свой плащ вешал. Все люди, как люди: вещи в комнатах хранят, а старик отличался странностями. У нас о нем в светлую память, можно скзать, только и остался, что гвоздь от плаща. Как в песне, знаете?

– Марина, не мешай людям! – чуткая Волкова тут же выскочила блюсти интересы всеобщей миграции. – Ты своими шутками всем уже поперек дороги стоишь.

Марина, вообще-то, ничуть не шутила, но Волкова так страдала от житья в коммунальной квартире, что продолжать разговор было бы не этично. Марина развернулась и пошла собираться на улицу.

– Ни здрасьте, ни до свидания! – зашептала Волкова, жалуясь посторонним посетителям. – Никакого такта в девчонке. Зазналась, как из загранпоездки вернулась. А раньше, бывало…

– Девушка, вы меня не боитесь? – от чернявого парня, изъеденного следами давней оспы, страшно разит алкоголем и озабоченностью. Нависает надо мной пошатывающейся тенью, улыбается…

– Не боюсь, – отвечаю с досадою. – Место людное, а любовник мой, что в милиции работает, как раз сейчас в аське висит. Интернет-общение в прямом эфире, знаете? Я ему вот прямо сейчас все ваши приметы описываю…

Угрожающе тарабаню по клавишам, записывая, естественно, что-то совсем не нужное… И где он взялся на мою голову! Только суть вопроса Димке изложила… Вот они – посланцы-искусители, с верной дороги меня сбить пытающиеся. И чем я так темные силы заинтересовала, что столько ко мне от них теперь внимания?

Парень несколько секунд думает, потом подмигивает кокетливо и с видом заядлого эксгибициониста распахивает полу плаща. Перевожу глаза на внутренний карман плаща, там торчит бутылка.

– Девушка, а водки хотите? – спрашивает.

– Нет, – говорю, – Я тут по делам. Вы мешаете!