Каббала

После несметных вопросов, сложностей и доморощенных схем Генри Мора полезно будет по контрасту рассмотреть отношение к Каббале его современника Евгения Филалета, иначе Томаса Воэна. Исследователи христианской Каббалы не должны упускать из виду это своеобразное явление в мысли XVII столетия. Речь идет о споре этих двух писателей, запечатленном в памфлетах, которыми они обменялись. Когда Воэн начал свои занятия теософией и опубликовал два трактата о природе человека и об универсальном Духе Природы, Мор, который в конечном итоге был больше платоником, чем мистиком, и с трудом переносил мистическую терминологию, опубликовал желчный ответ на них, на что валлийский мистик откликнулся злой сатирой в духе времени. Сам этот спор достоин забвения, но Томас Воэн получил репутацию, я полагаю, заслуженную, главного мистика, теософа и алхимика, за одним исключением в последнем пункте, имевшим место в Англии; а поскольку он умер за двадцать пять лет до появления Kabbala Denudata, источник и охват его каббалистических познаний поможет нам оценить состояние знаний в этой области в Англии до формирования кружка кембриджских платоников. Воэн в своих ранних трудах называет себя учеником Агриппы, и «Три Книги по Оккультной Философии»⁹⁶ могут служить общим мерилом его знакомства с эзотерической традицией евреев, тогда как мнение, которое у него сформировалось на этой основе, следует соотнести с Retractation его наставника – восхитительной работой «Тщеславие Наук и Превосходство Слова Божьего». Я не хочу этим сказать, будто это единственное, что он читал; по одному поводу он цитирует пассаж из Porta Lucis⁹⁷, которого нет у Агриппы; есть еще один или два примера⁹⁸, но в основном он довольствуется презентацией своей модели и первого вдохновителя. Если мои читатели согласны с таким суждением, они сами должны истолковать его собственное заявление о том, что он провел годы и годы в поиске и созерцании Каббалы рефлективно, а не библиографически, что поможет им дальше увидеть, как своеобразный мистицизм Томаса Воэна в отдельных точках соприкасается с Зогаром без этого руководства по Каббале, тогда еще не переведенного, и если и знакомого нашему мистику, то лишь по выдержкам в латинском переводе.

В его беседе о Древности Магии мы видим, сколь чуток он – совсем в духе своих предшественников – к проблеме различения истинной и ложной Каббалы. Последняя красноречиво, как это свойственно тому времени, описывается как выдумка разбросанных по свету бродячих раввинов, «чьи мозги рассеяны еще более того рассеяния, которому подвергла их судьба» и поглощены «сноровкою в обращении с алфавитом, всегда заканчивают буквой, с чего начали, и в этом суетном искусстве весьма плодовиты». Что же касается «более древних и вещественных преданий Каббалы», говорит Томас Воэн, то их он с радостью принимает за содержащиеся в них священные истины⁹⁹. Признает он и метафизическую традицию, в которой величайшей тайной является символика Лестницы Иакова. «Здесь перед нами две крайние точки – одна Иаков у подножия лестницы, а другая Бог, Кто стоит над ней, emittens formas et influxus in Jacob, sive subjectum hominem. Круги или ступени лестницы означают опосредующую природу, посредством которой Иаков соединен с Богом»¹⁰⁰. Этому символизму он противопоставляет «ложную грамматическую Каббалу», которая «состоит только из круговращения алфавита и перестановок букв в тексте, отчего писание претерпевает многие страдания и раны». Истинная Каббала использует буквы только для уловки, то есть с целью сокрытия¹⁰¹. О вещественной стороне подлинной традиции он дает незаконченное представление на алхимическом языке, который претерпевает некое преображение, поскольку Томас Воэн понимал алхимию вместе и как духовную и как физическую науку, процессы которой происходят и в бесконечности, и в царстве минералов. Для него сфирот суть десять тайных начал, из коих первое – это дух in retrecesso suo fontane, второе – Голос Духа, третье – другой Дух, выходящий из Духа и Голоса, а четвертый – «некая вода», исходящая от третьего Духа, из которой эманирует Огонь и Воздух¹⁰². Как видим, рефлексии валлийского мистика на аппарат Каббалы не прояснены, и, хотя он приводит атрибуты сфирот из Сефер Йециры, они не во всем согласуются с ней.