Кабинет на четвертом этаже (СИ)

В отличие от нее, Димка был понятен настолько, что порой становилось скучно -- причем нам обоим. Нашу с ним дружбу с одной стороны подпирало хорошее воспитание, а с другой -- книги. Даже если разбить о Димкину лысину сырое яйцо, он вытрет расплывшуюся по голове склизоту -- и ничего не скажет обидчику. Как и всех детей, подвергавшихся в детстве насмешкам сверстников, его учили: игнорируй это. Если они увидят, что тебе все равно, то прекратят и пойдут искать другую жертву. Всякий раз, когда в его сторону летит очередная гадость, такой человек жмурится и думает: главное -- перетерпеть сейчас, ну и, может, еще завтра, а потом это закончится, главное -- ничем себя не выдать, главное -- не взорваться. Но насмешки летят и летят -- потому что враги видят, как дергается какая-нибудь одна-единственная жилка, выдающая боль, и получают свою дозу живительной радости от чужих страданий.

Димка довольно сильно заикается, когда нервничает, а нервничает он часто. Мне даже кажется, что свои беседы о литературе со мной он ведет исключительно потому, что эта тема не вызывает у него нервного напряжения. К тому же он сам пишет стихи, экспериментируя с формой.

Танька откуда-то узнала о Димкиных поэтических упражнениях, потому что как-то раз продекламировала:

-- Стихи-обрезки

для вас прочтет заика

он милосерден!

Заметь, это хокку. Минут пятнадцать у меня на него ушло. Если бы писала их весь день -- закидала бы вас по уши.

Я пожала плечами:

-- Закидывай.

-- Увольте: скучно. -- Она вставила наушник в ухо. -- Чем множить убогость, лучше окружить себя настоящим искусством. Послушаю Баха.

Я достала сигареты из сумки и вышла из кабинета.

-- К-какие у тебя сейчас п-планы творческие? -- спросил меня Димка, когда мы стояли у черного входа и курили.

Двор-колодец ограничивал движение мысли: только вверх. Бледно-серое небо давило, как головная боль перед магнитной бурей. Напротив нас стояли переполненные мусорные баки, а рядом с ними -- огромный, черный, прогнивший уже от долгого стояния на улице диван. Я не знаю, кто его сюда вытащил и почему его до сих пор не вывезли -- он напоминал выбросившегося на сушу кита, который по непонятной причине предпочёл жизни в родимой глубине гибель на берегу.

-- Да какие сейчас планы! -- Я переминалась с ноги на ногу. Холодно, а дубленку я не накинула: тяжелая, не люблю ее таскать. -- Я от жадности взяла халтуру огромную, а теперь не знаю, как этот кирпич догрызть, уже все зубы пообломала...

-- В-все равно надо писать своё, -- наставительно сказал Димка. -- Обязательно. А то... -- тут он замолчал, подбирая слова... -- мысли уйдут, об-бидятся.

Я вздохнула. Если честно, слова Димки меня скорее сердили, чем воодушевляли.

-- З-замыслы у тебя какие?

-- Да так, ничего особенного... Есть история одна... Пока только в общих чертах...

-- Жанр какой?

-- не знаю. Мне не очень понятно, что это... фантастика... и детектив немножко... и еще, наверно, притча...

-- З-запутала...