Вечером с работы вернулся Матвей, закрыл дверь на все замки и стоял в пороге, смотрел в глазок. Затем прямо в обуви прошел к окну в зале, выглянул, задернул шторы. Взял телефон с тумбочки, набрал номер и пару минут ходил кругами, наматывая телефонный провод на палец:
— Да. Да, видно. — Пауза. — Я не знаю. — Пауза. — А ты куда? — Пауза. — И че, совсем ничего в этих, в новостях? — Пауза. — А если они везде?
— Что случилось? — Даша стояла в дверном проеме.
Матвей вздрогнул и обернулся на нее — он словно забыл, что она тоже тут живет. Лицо у него было бледное, сведенное ужасом.
— Там, — сказал он и запнулся. Потер переносицу, показал на окно. — Там какая-то дичь творится.
Даша выглянула на улицу. Кроме полицейских, теперь по площади перед парком ходили люди в желтых костюмах биозащиты, в масках и с баллонами за спиной. В остальном улицы были тревожно-пусты — зевак разогнали.
— Они говорят, — Матвей снова запнулся, ему как будто пришлось приложить усилие, чтобы выговорить фразу до конца. — Говорят, в поле ребенка нашли. Мертвого. На него комбайн наехал.
— Это я слышала уже. А техники столько зачем пригнали?
Матвей покачал головой, с трудом сглотнул, поморщился.
— Ты не поняла, — он несколько раз открывал рот, чтобы сказать что-то еще, но не находил слов. Затем, пересилив себя, все же прошептал: — Мертвый ребенок. Стоит в поле. Как живой. Но мертвый. И с ним что-то происходит как будто. — Он поднял на нее взгляд и сказал громче: — Не смотри на меня так, я знаю, как это звучит… Я сейчас с Романычем на связи, у него приятель в мусарне, он, это самое, говорит, город закроют скоро, выехать не сможем. Режим ЧП. Валить надо.
Из спальни вышла мама в халате.
— Куда?
Матвей пожал плечами.
— Не знаю, мам, на дачу к Романычу, куда-нибудь на юг. Подальше отсюда. Собирай вещи.
— Матвей, какой юг? Ты чего несешь? — Даша хотела коснуться его, но он схватил ее за плечи, вцепился в нее пальцами и затряс так, словно пытался разбудить.
— Даша, родненькая, послушай меня, собирай вещи, ладно? Потом вопросы, потом все обсудим, а сейчас собирай вещи.
— Да я просто не понимаю.
Раздался стук, Матвей затравленно посмотрел на дверь. Подошел, посмотрел в глазок, открыл. На пороге стоял Романыч, сутулый, насупленный, с помятым, небритым лицом, одетый в куртку хаки и карго штаны, с сумкой на плече. От него вечно пахло жареным луком, а сейчас — особенно.
— Готов?
— Почти. — Матвей кинулся к шкафу, заталкивал вещи в спортивную сумку.
Романыч заметил Дашу, нахмурился.
— А она че не одета? Нам уже выходить.
Из спальни раздался голос мамы.
— Даша? Матвей? Тут это, по телевизору…
Даша заглянула в спальню, по местному каналу шел экстренный выпуск новостей.
Новости были обрывочные: в Пятигорске, Краснодаре, Ростове-на-Дону, Владикавказе и еще нескольких городах юга введен режим чрезвычайного положения, фотографии бронетехники на дорогах. Власти пытаются не допустить паники, но что именно случилось, от чего все бегут — непонятно. Затем появилось первое видео, мыльное, нечеткое. В кадре сцена словно из фильма-катастрофы: лесополоса, расставленные кругом фонари на штативах, люди в костюмах биозащиты. Фонари светят на ребенка, он стоит в траве застывший, неподвижный. Лицо у него сине-зеленое, и что-то с глазами, веки словно блестят — это соль? Голос на видео говорил примерно то же, что и Матвей: что ребенок очевидно мертв и стоит вот так, запрокинув голову, и непонятно откуда он взялся. «Очень похоже на спланированную акцию, — говорил усатый мужик в погонах в официальном обращении от МВД, — речь идет о сотнях «стоячих трупов», террористический акт федерального масштаба». В зоне риска дети от 6 до 12 лет, добавил он. Но, возможно, и старше. Враг пришел за нашим будущим, за детьми! Так он сказал. Но что именно за враг — было совершенно неясно.
Через пять минут они ехали в «Ниндзе», толкались дворами, за рулем был Матвей. Всюду пробки, бесконечный красный пунктир габаритных огней в темноте. Им так и не удалось выехать. На дорогах тромбами стояли БТРы, город замер. Даша из окна с тревогой наблюдала, как люди, бросая машины, катят чемоданы по асфальту, идут по обочине, навьюченные сумками, с детьми и животными, и исчезают в темноте. Матвей с Романычем ругались без устали, искали варианты, пробовали срезать через промзону, но и там впереди лупили лучами прожекторов блокпосты, горели фары, мерцали огоньки патрульных машин.
Уже за полночь, когда Матвей пытался прорваться через поля, их заблокировали патрульные. Часа три они провели в ОВД на Дунаевского, все это время Матвей убалтывал местного начальника их отпустить, и в итоге уставший после тяжелой смены мент просто махнул рукой: ой, да валите уже отсюда, забирайте паспорта и валите! И они, уставшие, измотанные и все еще перепуганные, вернулись домой.