Кадетская контрреволюция и ее разгром

Весьма близок к заговорщикам был управляющий министерством иностранных дел кадет Ключников. Именно через него велись переговоры новой власти с арестованными членами Директории⁵⁴. Он же телеграфировал Маклакову об «арестовании части Директории» как «результате неудовольствия военных элементов и широких кругов общества», заверял, что «верх взяли» «здоровые стремления, которые ничего общего не имеют с реакцией», что власть передана Колчаку Советом министров «в полном согласии с Виноградовым», и просил «изложенное довести до сведения французского правительства»⁵⁵.

На вечернем заседании кадетской конференции 18 ноября Пепеляев «сделал заявление о перемене власти и предложил приветствовать новую власть. Встречено [было] восторженно»⁵⁶. Сибирские кадеты стали называть себя «партией государственного переворота», «партией 18 ноября».

Руководство Национального центра в Екатеринодаре высоко оценило «кипучую деятельность» своего эмиссара. Добравшийся оттуда в Омск курьер передал Пепеляеву, что его «работой весьма довольны и шлют самые лестные приветствия»⁵⁷. Так же реагировали на омские события кадеты из окружения генерала Юденича, обитавшие в Гельсингфорсе. «Будем следовать [по] Вашему пути, — писал Пепеляеву их руководитель А. В. Карташев, — создавать факты, а остальное приложится»⁵⁸.

Кадетские сподвижники Колчака приняли активное участие в организации так называемого «суда» над «непосредственными выполнителями переворота» — Волковым, Катанаевым и Красильниковым. Суд этот произведен был с молниеносной быстротой и окончен уже 21 ноября. «Обвиняемые сами заявили о себе адмиралу и министру юстиции»⁵⁹. В качестве их адвоката выступал Жардецкий, в качестве «эксперта политической обстановки» — секретарь Восточного отдела ЦК кадетской партии Соловейчик⁶⁰. Они превратили защиту подсудимых в обвинительное заключение против Директории.

Во время процесса были прочитаны все документы, относившиеся к деятельности эсеров. По свидетельству Гинса, защита развернула «перед судом картину, в которой ясно обозначились намерения эсеров захватить власть», превратить «молодую русскую армию» в «чисто партийное войско». Подсудимые, напротив, изображались героями, предупредившими эсеровский заговор и действовавшими «по побуждениям любви к родине»⁶².

В советской исторической литературе иногда высказывается мнение о том, что Колчак «предал суду» Волкова, Катанаева и Красильникова, поскольку считал недопустимым покушение на «верховную власть»⁶³. На наш взгляд, организаторы комедии суда руководствовались далеко не столь «высокими» мотивами. Подлинная подоплека всего дела раскрыта в телеграмме атаману Сибирского казачьего войска Иванову-Ринову, посланной из Омска сразу после переворота: «Союзники власть признают, но требуют наказания виновных. Все приняли на себя Волков, Катанаев и Красильников»⁶⁴. Судебный фарс с самого начала имел целью полное оправдание подсудимых и всемерное опорочение свергнутой Директории.

Г. З. Иоффе считает, что «кадетские участники переворота видели в лице Колчака известную гарантию против самодержавно-реставраторских устремлений сибирской белогвардейщины»⁶⁵. При этом он ссылается на данное журналистам интервью Вологодского, которого безоговорочно причисляет к кадетам⁶⁶. Поскольку Вологодский в партии «народной свободы» не состоял, его заявления не могут служить основанием для суждений о настроениях кадетских участников переворота.

Но дело даже не в этом. Все деятели, причастные к перевороту, выполняли требование союзников обставить установление нового режима декларациями «о демократии, отсутствии реакционных намерений»⁶⁷. Именно по этой причине в подобном духе было составлено (при непосредственном участии Пепеляева) обращение «верховного правителя» «К населению», где он заверял, что не пойдет по пути реакции, и клялся помочь народу «осуществить великие идеи свободы»⁶⁸. Вспомним также цитировавшуюся выше телеграмму Ключникова. На кадетской конференции в Омске 17 ноября было принято решение о создании специальной комиссии для составления «декларативных заявлений» и «оповещения о них представителей иностранных держав»⁶⁹.

Что же касается отношения сибирских кадетов к монархии, то, по свидетельству Кроля, они в преобладающем большинстве оставались ее сторонниками⁷⁰. Настроения Пепеляева на этот счет косвенным образом выявляются из записей в его дневнике. В самом начале своего путешествия по Сибири он имел долгую беседу с князем Львовым — бывшим премьером Временного правительства. Содержание беседы в дневнике не излагается, но цитируются слова Львова, подводящие итог высказываниям Пепеляева по поводу формы правления: «Желаю вам успеха насчет монархии»⁷¹. Таким образом, представляется, что настроения «кадетских участников переворота» были полностью созвучны монархистским устремлениям Колчака, которые убедительно раскрыты в монографии Г. З. Иоффе⁷².