Интересно, уж не арестовывать ли комбрига прибыл комиссар? Сейчас пока не 37 год, но мало ли. Вяземский фамилия дворянская, да и дослужится до комбрига из рядовых солдат нереально. То есть был офицером. Сейчас они узнают, что его выписали и… Ускоряюсь, пока не заставили дальше дорогу показывать. Дом, где поселился комбриг, Маша мне показала, возле него завтра назначена у нас встреча. Недалеко от булочной, кстати, куда я и направляюсь. Пока шел несколько раз менял решение, все еще неуверенный, правильно ли делаю, прохожу мимо булочной. Дворники, несмотря на войну, работают исправно, вот к нему и подхожу.
– Уважаемый, в этом доме поселился новый комендант города. Не подскажите, в какой квартире?
Дворник вылупился на меня как на портрет императора. Впервые, похоже, его уважаемым обозвали.
– Дык это, в первом подъезде значитца, тама усё заняли.
– Благодарю, любезный!
На автомате достаю из кармана завалявшуюся банкноту в тысячу донских рублей и сую дворнику в руку. Тот так и остается стоять с открытым ртом, а я направляюсь в подъезд. Там две двери, методом научного тыка выбираю левую (она круче выглядит), тарабаню в нее кулаком. Дверь резко открывается, на пороге повзрослевшая Маша. То есть ее мама.
– Тебе чего, мальчик? – удивленно уставилась на меня.
– Здравствуйте. Мне Марию Вяземскую. Она здесь проживает?
– Да, а ты кто? Откуда Машу знаешь? – еще больше удивилась женщина.
– Мы с ней час назад познакомились. Хотя я могу и вам сказать, понимаете, дело в том, что я случайно услышал в госпитале, как искали вашего мужа, то есть отца Маши. Человек в кожанке, выглядит как чекист, с ним два красноармейца. Приехали они со стороны Царицино. Вот.
– И что? Ты им сказал, где его искать? – непонятно смотрит на меня Вяземская.
– Нет. Я ведь не знаю, с какой целью они его ищут. Так что я предупредил, а дальше вы сами думайте. Маше привет от Ростислава!
Поворачиваюсь и быстро ухожу. Оклика не последовало. Дворник проводил задумчивым взглядом, завтра суну ему керенку, посмотрю на реакцию. Булочная через дом, посетителей там по-прежнему мало.
– А куда вы черствый хлеб денете, если не продадите? – задаю вопрос продавцу.
– Утром в госпиталь заберут, – автоматически ответил продавец, потом спохватился, с опаской взглянув на меня. Получается, у него госзаказ, а он сплавляет туда непроданное, вчерашнее.
– А можно купить хлеб за советские, а булочку за царские деньги? – пытаюсь поторговаться.
– Что я с ними буду делать? Жопу подтирать? – нахмурился продавец.
Скидку тоже отказался сделать. Пришлось потратить все деньги, взял две булки хлеба и четыре булочки. Все равно кроме рынка, продуктов больше нигде не купишь, а на рынок завтра я достану денег. Сложил продукты в мешок, забросил на плечо лямки. Иду, нервничаю, хотя никаких оснований для тревоги вроде и нет. Вокруг спокойно, ни хулиганов, ни каких-либо демонстрантов и пикетов. Даже стрельбы не слышу второй день. Можно подумать я нахожусь в 21 веке в какой-то глухой провинции. А булыжная мостовая в лучшем состоянии, чем дороги в российской глубинке моего времени. Даже конский навоз мигом убирают шустрые подростки, на удобрение или топливо. Добрался до дома без приключений, у подъезда дежурит Нюся с таким же, как она оборванцем, неопределенного пола.
– Мы узнали! – радостно сообщает она.
– Да? Говори.
– Ты покушать обещал дать!
– Тогда идите к себе на чердак, я скоро приду.
Бродяжки сопроводили меня до квартиры, только потом не спеша побрели наверх. Не удивлюсь, если обнаружу их снова у двери. Двери открываю ключом, Марфа выходит на звук открывшейся двери. Думал, будет предъявлять претензии за самовольный уход, ошибся.
– Я молочка сменяла, напоила Артурчика и тебе осталось. Меда не было, распродали прошлогодичный, ежели кто и вынесет, то цены не сложишь.
– Хорошо, я вот тоже не с пустыми руками, – достаю хлебобулочные изделия. Марфа округляет глаза.
– Игде ж ты взял то? Кацман токмо лавку держит, так он на совецкие теперича торгует.
– У него, – подтверждаю я. – Выменял немного советских рублей, оставалась у меня зажигалка отцовская.
– Ты коли есть чего менять, мне давай, тебя обманут с расчетом, вокруг жулики, – советует Марфа.
– Так и сделаем, вот полушубок этот можно продать, тепло уже, а у меня поддевка теплая есть.
Марфа сразу принялась ощупывать подкладку и воротник, оценивать. Своего сына небось не оставила бы раздетым в марте. Могут и морозы еще быть.
– Ильинична, мне нужно немного еды, на троих ребят. Они для меня кое-что сделали, обещал покормить.
– Уж не те ли бродяжки, что у нас на чердаке обосновались? – насупилась Марфа. – С осени избавиться не можем от них.
– Ильинична, они же дети, там даже девочка одна, – укоризненно качаю головой. – Куда им идти, приютов нет.
– Есть, как это нету, они оттуда и сбёгли! Их осенью забрали, а они через седьмицу вновь тут.