– Да, вижу. Дон Хуан способен зараз проглотить и кортесы и регентов. В жизни своей не видела более остроумного человека, уверена, что он пришел посмеяться над своими коллегами-депутатами. А рядом с ним – разве это не дон Антонио Капмани? Поглядите, что за человек! Ни минуты не посидит спокойно, так и вертится, как белка.
– Тот, что сейчас усаживается, это Мехия.
– Я вижу также ангельский лик Агустинито Аргуэльеса. Говорят, он прекрасный оратор. А вон Боруль[56]. Я слышала, будто кортесы ему не по нраву. Однако пора начинать представление. Как они тянут!
– Места бесплатные, так что следует запастись терпением.
– Ну вот, председатель на месте. Начнут ли они наконец?
– Интересно послушать, что будут говорить…
– Мне тоже.
– Нас ждет прелюбопытнейшее зрелище, – сказала Амаранта, – каждый станет требовать, что его душе угодно.
– Один выступит и скажет: «Я хочу этого», а другой ответит: «А я не желаю», и скучное собрание сразу оживится.
– Да, такого еще не бывало! Вот будет потеха, когда церковники закричат: «Долой философов!», а философы: «Долой священников!» Удивляюсь, что председатель не запасся плеткой.
– Поверьте, дорогая, приличия будут соблюдены.
– А где это они научились блюсти приличия?
– Тише, выступает депутат.
– Что он сказал? Ничего не поймешь.
– А он уже садится.
– На сцене кто-то что-то читает.
– Некоторые встали со своих мест.
– Они сказали, что приняли к сведению. Мы тоже. Столько шума из ничего.
– Тише, сеньоры, сейчас произнесут речь.
– Речь! Послушаем. Как шумят в ложах! Если публика не успокоится, председатель велит опустить занавес.
– Кажется, вон тот священник, что напротив, собирается взять слово?
– Встал, поправил свою шапочку, откинул сутану. Вы знаете его?
– Я – нет.
– И я не знаю. Послушаем, что он скажет.
– Он говорит, что следовало бы принять ряд предложений, записанных у него на бумажке.
– Отлично. Так прочтите же нам вашу бумажку, сеньор священник.
– Кажется, он собирается сначала произнести речь.
– Но кто он?
– Похож на праведника.
В соседних ложах из уст в уста передавалось его имя. Оратора звали дон Диего Муньос Торреро.
Сеньоры слушатели или читатели, я собственными ушами услыхал первую речь, произнесенную на заседании испанских кортесов в XIX веке. В моей памяти еще звучит эта прелюдия, первый зачин нашей славной парламентской эпопеи, спокойный голос, принадлежавший простому священнику с ясной душой, светлым умом, приятной и скромной осанкой. Если вначале шепот наверху и внизу мешал слушать его, то постепенно шум затих и речь его полилась отчетливо и торжественно. Слова звучали внятно среди воцарившейся тишины, они проникали в сознание людей. Все сосредоточенно молчали; еще никогда ни одного оратора не слушали с таким глубоким уважением.
– Знаете, дорогая моя, – заметила во время наступившей паузы донья Флора, – этот попик неплохо говорит.
– И даже очень неплохо. Вот если бы все выступали так вразумительно. Впрочем, я не совсем поняла, что именно он предлагает.
– Я нахожу его предложения весьма разумными. Он продолжает. Послушаем.
Произнесенная речь была не длинной, но толковой, поучительной и хорошо обоснованной. За четверть часа Муньос Торреро познакомил народных представителей с программой нового правительства и сущностью новых идей. Когда, произнеся последнее слово, он сел среди общих приветствий и рукоплесканий, восемнадцатый век отошел в прошлое.
Часы истории отметили боем, услышанным не всеми, его последний миг. Испания вступила в новую эру.
– А теперь нам прочтут бумажку.
Это взял на себя дон Мануэль Лухан[57].
– Вы все поняли, дорогая донья Флора?
– Конечно, я не глухая. Он сказал, что кортесы представляют
– И что они провозглашают королем Фердинанда Седьмого и приносят ему присягу…
– И что объявляется разделение власти…[58] не помню, он как-то чудно это назвал.
– Что регенты – представители короля или исполнительной власти – обязаны принести присягу.
– И что все должны печься о благе государства. Это самое лучшее из всего сказанного, остальные слова лишние.
– Вы только послушайте, дорогая, как они зашумели.
– Сейчас начнется обсуждение. Наш попик вызвал целую бурю. Как его зовут?..
– Дон Диего Муньос Торреро.
– Кажется, он опять берет слово.
В самом деле, в поддержку своих предложений Муньос Торреро произнес вторую речь.
– Теперь мне еще больше понравилось, гораздо больше, сеньора графиня, – сказала сеньора Сисньега. – Право, я бы сделала его епископом. Все, что он сказал, справедливо и разумно, не правда ли?
– Да, кортесы приказывают, а король повинуется.
– Раз кортесы – «суверенитет нации», выходит, что правительство нашего королевства находится здесь, в театре.
– Теперь очередь Аргуэльеса. Что мне особенно нравится, дорогая моя, так это то, что все выражают свое полное согласие. Дело, пожалуй, обойдется без споров.
– Поначалу дело идет гладко. Заметьте, это всего лишь первое действие.
– Вот заговорил Аргуэльес.