Кадис

– Сама не знаю. Я готова без конца смеяться. Всякий раз, когда мне удается сбежать из дому и почувствовать себя более или менее свободной, мне кажется, что моя душа вот-вот вырвется из тела и полетит, танцуя и прыгая, по всему свету. Меня опьяняет воздух и сводит с ума солнечный свет. Не правда ли, все вокруг так прекрасно, все ораторы, кроме Остоласы, так хороши; мужчины – добры и справедливы; женщины – красавицы; дома, улицы, небо, кортесы с их председателем и их «предыдущим» – все улыбаются мне. О, как мне здесь нравится! Инес и Асунсьон куда-то исчезли, дона Пако тоже не видно. Чем позднее они придут, тем лучше. Да, вот еще… Почему вы перестали бывать у нас? Мы смеялись над вами.

– Надо мной? – переспросил я в смущении.

– Ну да, ведь вы прикинулись святошей, чтобы понравиться маме. Вы так хорошо разыгрывали свою роль! Точь-в-точь как мы.

Меня удивило, с какой смелостью это простодушное дитя признавалось в том, что обманывает свою мать.

– Приходите к нам. Беседовать с вами нам, конечно, не разрешалось. Но мы забавлялись тем, что разглядывали вас.

– Разглядывали меня?

– Вот именно. Мы подробно изучаем черты лица каждого, кто бывает в доме. Потом, оставшись одни, мы обсуждаем между собой, какие у человека волосы, глаза, рот, зубы, уши и спорим, кто из нас троих лучше все запомнил.

– Ничего себе занятие!

– Мы держимся всегда вместе. Сеньора маркиза де Лейва тяжело больна; мама находит, что Инес должна быть под неусыпным наблюдением, и взяла ее к нам в дом. Мы спим втроем в одной спальне и по ночам долго шепчемся. А знаете, что мне сказала Инес? Что вы влюблены.

– Какие глупости! Это неверно.

– Да, так она сказала. А хотя бы и не говорила… Это ведь сразу заметно.

– Вы это замечаете?

– Сразу. Стоит мне увидеть человека…

– Где вы этому научились? Вы читаете романы?

– Никогда. Я их не читаю, я сама их придумываю.

– Еще того хуже.

– Каждый вечер я сочиняю новую историю.

– Придуманные романы вреднее прочитанных, донья Пресентасьон.

– Приходите к нам снова.

– Приду. Но разве лорд Грей недостаточно вас развлекает?

– Лорд Грей тоже перестал у нас бывать, – с огорчением заметила девушка.

– А что было бы, если бы донья Мария узнала, что вы здесь?

– Она убила бы нас. Но она не узнает. Мы уж что-нибудь придумаем. Скажем, что были в монастыре Кармен, где брат Педро Адвинкула читал нам жития святых. Мы уже однажды сказали так матушке, брат Педро Адвинкула нас не выдал. Он святой человек, я его очень люблю. У него такие белые тонкие руки, ласковые глаза, мягкий голос, он остроумен в разговоре, умеет наигрывать оле[103] на прелестном маленьком органе и, если с нами нет матушки, говорит на светские темы с таким изящным юмором.

– Брат Педро Адвинкула бывает у вас в доме?

– Да, он друг лорда Грея и духовный наставник Инес; Инес готовится к замужеству, а Асунсьон пойдет в монахини… Я предполагаю (но это между нами), что это он доставил нам пропуск в кортесы.

– А вас он ни к чему не готовит?

– Меня, – ответила девушка с глубоким отчаянием в голосе, – меня он ни к чему не готовит.

Я чувствовал себя совершенно растерянным и ошеломленным перед этой очаровательной неопытностью, детским лукавством, безудержной откровенностью и простодушием девушки, получившей сугубо религиозное образование и сохранившей ребяческую наивность. Она была так хороша собой и говорила с такой милой, естественной живостью, что было наслаждением смотреть на нее. Я так и съел бы ее, как обычно принято говорить о детях. Я не нахожу других слов, чтобы выразить мое восхищение перед этим сверкающим потоком остроумия и озорства, чистосердечия и непосредственности.

Хотя Пресентасьон уже вышла из детского возраста, я назвал ее ребенком; в самом деле, на меня она производила впечатление девочки, которая изображает из себя взрослую и изрекает истины, вызывающие у нас удивление и смех. По правде говоря, эта девушка из семьи де Румблар вызывала у меня наряду с улыбкой чувство грусти.

XIX

Бросив взгляд на ложу для дам, находившуюся рядом с эпистолой[104] в той части, которую можно назвать просцениумом церкви, я различил двух девушек.

– Они там, они там!.. – сказал я моей спутнице.

– Да, а в соседней ложе для дипломатов сидит лорд Грей. Вы видите его?.. Он сидит, задумчиво обхватив руками голову, и о чем-то размышляет.

– Он не говорит с девушками, да это и невозможно, ведь их разделяет перегородка. Они только что вошли в ложу.

В этот момент появился красный, как перец, дон Пако; проложив себе путь сквозь густую толпу «галерников» (как именовались в ту пору приверженцы кортесов и конституции; этим же именем их называли в насмешку позднее, в эпоху преследований[105]), он подошел к нам и сказал:

– Слава богу, они нашлись… Лорд Грей обманом повел их к церковной колокольне, они вошли туда внутрь и снова вышли на улицу… Какая неслыханная низость!.. Я вне себя от ярости. Что они там делали, сеньор де Арасели, что они делали!.. Донья Инесита бледна как смерть, а лицо доньи Асунсьонситы пылает, как мак… Уйдем отсюда, моя девочка, уйдем.

– Да, уйдем, – повторил я.