– Сеньора, сеньорита и кабальеро, коль скоро этот юноша взывает к моей многократно испытанной добропорядочности, заявляю, что не один, а множество раз до моего слуха доходили похвалы безупречному поведению, рыцарским добродетелям, военной доблести и прочим высоким достоинствам сего гражданина, что привлекло к нему немалое число друзей в армии и вне ее.
– Да в этом никто и не сомневается! – воскликнула Пресентасьон, которая настолько забылась, что позволила себе выразить свои чувства.
– Молчи, глупая, – оборвала ее мать, – с тобой я потом сочтусь.
– Никогда, – продолжал напыщенный сеньор, – до меня не доходили неблагоприятные сведения об этом юноше. Он был всеми любим и сделал карьеру не путем интриг и ухищрений, а благодаря своим заслугам и личной отваге; и коль скоро это достоверная истина, я подтверждаю все вышесказанное, отвечаю за свои слова и готов защищать юношу от всех обид, которые могут быть нанесены ему. Сеньора, сеньорита и кабальеро, как человек, превыше всего возлюбивший истину, сей небесный дар, служащий поводырем для добропорядочных людей, я высказал все, что может послужить на пользу сему юному офицеру; теперь я скажу то, что ему не благоприятствует…
Пока дон Педро откашливался и вытягивал из кармана огромный носовой платок в красно-синюю клетку, дабы прочистить нос и обтереть губы, в гостиной царило торжественное молчание, и все присутствующие не спускали с меня любопытных глаз.
– Дело обстоит так, – продолжал крестоносец, – что ежели сей юноша является с одной точки зрения воплощением всех добродетелей, то с другой точки зрения он чудовище, да, сеньоры, чудовище, опасный враг домашнего покоя, развратитель семейных устоев, бич целомудренной дружбы.
Новая пауза и всеобщее изумление. Пресентасьон смотрела на меня глазами, в которых, казалось, светилась ее душа.
– Какое другое имя заслуживает тот, кто одарен адской силой, способной разорвать давние узы дружбы между двумя особами, узы, которые на протяжении двадцати пяти лет устояли против козней света и дьявольских искушений?.. Да позволят мне присутствующие не называть имен. Вам достаточно знать, что сей юноша, пустив в ход свои чары, околдовал, обольстил и увлек особу, кладезь стойкости, целомудрия и неколебимой честности, насмеявшись при этом над идеальным обожанием человека, который являл собою образец постоянства и щепетильности. Отвергнутый обожатель в тиши оплакивает свое несчастье, а торжествующий юнец беспрепятственно наслаждается несравненными прелестями чудесной красавицы. Но ах! – сколь скоротечны наслаждения в нынешний век! Наступит час, и – ах! – преступники узрят перед собою карающий лик оскорбленного человека, готового отомстить за свою обиду… Теперь судите сами, сколь опасен для неопытных юных девиц тот, кто испробовал свои адские чары и познал торжество в неслыханно трудной борьбе против крепости, доныне еще не знавшей падения. Открыть перед ним двери своего дома – это значит открыть их легкомыслию и коварному соблазну. Вот все, что не убавляя и не прибавляя, могу я сообщить о сеньоре де Арасели.
Пресентасьон была потрясена, донья Мария сидела ошеломленная.
– Сеньора, сеньорита и кабальеро, – начал я, не скрывая своего смеха. – Сеньор дон Педро дель Конгосто введен в заблуждение относительно случая, который он здесь изложил перед вами. Чудесная красавица попала, по всей вероятности, в другие сети, но отнюдь не в мои.
– Я знаю, что говорю, и баста! – воскликнул громовым голосом дон Педро. – Прошу разрешения удалиться, час уже поздний, а мне предстоит еще сегодня погрузиться на корабль с отрядом, который направляется в Кондадо-де-Ньебла, чтобы выступить против французов. Унылая пассивность мне не по нраву, я желаю действовать на благо попранной родины. У нас нет правительства, зато есть генералы. Кортесы готовятся связать по рукам и по ногам нашу страну, дабы отдать ее французам на погибель… Сеньор де Арасели, вы тоже направляетесь в Кондадо?
– Нет, сеньор, на будущий месяц меня назначили в гарнизон Матагорды… Но я также удаляюсь, ибо донье Марии не по душе мои посещения.
– Поистине, сеньор де Арасели, ежели бы я знала… Я ценю ваши достоинства офицера и кабальеро, но… Пресентасьон, выйди. И не стыдно тебе слушать такие вещи?.. Так вот, как я уже сказала, мне желательно выяснить вашу непонятную встречу с моей дочерью на улице. Я надеюсь, что в Испании еще существует правосудие, не правда ли, сеньор дон Тадео Каломарде?[108]
Последние слова графини относились к упомянутому мною выше молодому человеку.
– Сеньора, – ответил тот с улыбкой, растянувшей его и без того огромный рот, – как знаток законов, скажу вам, что дело можно отлично уладить. По долгу службы я привык разбирать любые из ряда вон выходящие случаи, и меня ничто не удивляет. Помолвка состоялась?
– Господи, какой ужас! – воскликнула в неописуемом смятении донья Мария. – Помолвка!.. Пресентасьон, немедленно покинь гостиную.
Девушка не повиновалась.