Каена

— Я мог бы дать своему ребёнку — своим детям, — и любовь, и достаток, и счастье. Но единственное дитя, что у меня есть — калека, которой пришлось дать то, что помогало выжить и разрушало её одновременно. На мой век выросло только одно Златое Дерево, — покачал головой Роларэн. — Только дерева этого больше нет. Мне не суждено иметь Вечного ребёнка — и обычного, думаю, тоже.

— Мне казалось, что многих не останавливает отсутствие деревьев.

— Посмотри на Каену. У неё есть дерево, но оно её не до конца. Она, имея дерево, не смогла стать Вечной. Что же будет с детьми, у которых его нет вообще? — он и не заметил, когда Шэрра оказалась так близко. — У меня остался только его росток. Душа её покойного дерева, дерева моей дочери, — он зажмурился. — Душа, которая может прорасти. Но только она, рождённая от одних родителей, никогда уже не взрастёт с другими.

— Ты можешь взрастить с теми же, — ответила девушка.

— Моя жена, если ты позабыла, мертва.

— Я помню.

Он посмотрел на неё, словно пытался разгадать загадку, спрятавшуюся в карих раскосых эльфийских глазах, но она отвернулась. Хлопнула дверь — хозяйка принесла ужин, поставила его на невысокий комод и, поклонившись, безмолвно ушла. Шэрра не смотрела ей вслед — хотя почему-то казалось, что женщина не может дождаться мига, когда отнесёт листик Златого Дерева своей племяннице.

— А ты не пробовал заменить? — прошептала она, не оборачиваясь и глядя на тарелку с едой. — Знаешь, какую б розу ты не взял, чтобы заменить ту, что была в увядшем букете, у тебя есть шанс.

— Мне не нужна такая же, — ответил Роларэн. — Мне нужна лучше. Но в мире с живой Каеной нет и речи об этом. А в мире с мёртвой, — он посмотрел на неё особенно испытывающе, — может быть, не будет больше ни одной нужной мне розы.

— Я всё равно пойду.

— Иди, Шэрра, — кивнул он. — Но выживи.

— Выжить — зачем?

— Затем, — прошептал он, — чтобы у моей девочки появился шанс.

Его дочь. Разумеется, его дочь. Не слишком ли он многого хотел от Шэрры?

Но он отдал за неё жизнь. Дважды отдал. И она дважды должна вернуть ему долги. Если сможет, конечно же. Первый отдаёт сейчас, ступая за ним. Второй вернёт тогда, когда выживет. Если выживет. Разумеется, если.

Глава шестнадцатая

Год 120 правления Каены Первой

Его труп нашли рано утром, за углом. Тело уже остыло — он был давно мёртв. Дочь мёртвыми глазами смотрела на отца, словно пыталась признать его в покойнике, ещё вчера такого живого — и в тот же миг такого разъярённого. Кто-то бормотал слова утешения, она только молча проводила кончиками пальцев по разбитой губе.

Разумеется, он был мужиком задиристым, мог кого задеть — и убили. Люди старались не замечать странностей. Насколько проще было считать мужчину жертвой случайных злодеев, не видя клейма на щеке, оставленного каким-то странным предметом. Они говорили, что его просто задушили — через горло и вправду тянулась ровная полоса, будто прижали что-то и сломали шею. Но полоса только издалека казалась синяками. Она была рядом ожогов.

Кто-то клеймил его — не зная пощады, прижимая раскалённое, ядовитое для нежной человеческой кожи железо. Его, громадного, сильного мужчину, способного, пожалуй, себя защитить. В его глазах застыли страх и боль, ужас, рот открылся — он молил о пощаде, но никто не слышал криков.

…Роларэн прятал утром руки за перчатками. Его палица вновь превратилась в невинный посох. Но господа эльфы исцелили хозяйскую племянницу, она даже вынесла им еды в дорогу, и никто не мог подумать плохо на остроухих. Здесь вам не Академия с её странными и глупыми порядками. Здесь эльфам всегда рады.

Шэрра не спросила зачем. Не спросила, какой толк ему был от чужой человеческой смерти. Она видела сухие девичьи глаза — та не всхлипнула, не разрыдалась, не била челом о землю. Не голосила, хотя тут, кажется, было принято.

Она выскользнула за эльфами тихонько, хотя никто не мог осудить. Разумеется, все полагали, что дочь имеет право знать, как умер её отец. А кто, как не могучие маги, пришедшие сюда из Златого Леса, могли ей об этом рассказать? Они все были уверены, что стоит только эльфу посмотреть, как он тут же скажет, что случилось.

Девушка остановилась в нескольких метрах. Роларэн обернулся сам, его не пришлось окликать, застыл уже в самих воротах, и она, увидев согласие во взгляде, решилась подойти немного ближе.

— Спасибо, — прошептала она.

— Моя дочь не сказала бы спасибо, — ответил Рэн. — Вопреки всем её грехам.

— Потому что ей не за что благодарить, — возразила девушка. — А мне есть за что. У него пять дочерей, господин.

Роларэн смотрел на неё молча, будто бы чего-то дожидался. Потом дополнил:

— Я не жалею.

— Я третья, — ответила девушка. — Он тоже не жалеет… Не жалел. Спасибо.

Роларэн коротко кивнул. Взвесил в руках палицу, словно собирался ею коснуться ни в чём не повинной девушки, а потом тяжело вздохнул.