Кафе «Берлин»

Новый год они встретили в обычной компании. Втроем Закаевы завалились в «Клуб» к Марату и налакались вхлам. И если раньше они пили, потому что им было весело, было плевать на все, они просто отрывались в компании красивых телок, то на этот раз и от шампанского, и от пришедшего ему на смену виски, и даже от стриптизерш, нарядившихся в честь праздника в искрящуюся мишуру, веяло горечью.

Не только у Ратмира на душе было гадко. Руслан тоже был зол. Его отношения с прекрасной Людмилой развивались не так, как хотелось бы мужчине. И даже Саид, самый беспечный из всей троицы, был хмур и не весел. Он не признавался братьям, что его мучило, но их плохое настроение разделял не просто за компанию. Ему и самому было гнусно.

– Бабы – зло, – пришел к выводу Саид, осушив залпом очередной стакан.

– Сучки они и есть сучки! – поддержал Руслан.

– А Ритка из них самая первая! – икнув и опрокинув в себя наполненный до краев стакан виски, подытожил Ратмир.

А потом был еще виски, какие-то полуобнаженные женщины, бой курантов, хотя он, пожалуй, был чуть раньше, снова шампанское, музыка, веселые крики отрывающейся толпы, виски, коктейли, зловонные кубинские сигары, хохочущие голоса, разукрашенные алой помадой губы, одни, вторые, третьи, и опять виски или, может, уже коньяк, темнота, забытье, похмелье, снова вечеринка, снова алкоголь, снова похмелье…

Глава 24

– Ты ведь любишь меня! – прорычал на ухо, нависая голыми кубиками накачанных мышц, вдавливая в себя так, что не могла шелохнуться.

А потом задрал ее лицо к потолку, и она не могла отвести взгляд.

– Тогда завтра же поженимся и начнем совместное житье-бытье, – горячее дыхание обожгло мочки ушей, в ноздри проникал его одуряющий амбре. От этого запаха кружилась голова, она почти теряла сознание. Руки-колонны опутывали ее тело, пальцы-струны, как у музыканта, проникали не только под ее юбку, но и в самую душу.

«Ну что за дрянь!» – выругалась про себя Рита и со злостью запулила книгу в угол комнаты. Она хотела отвлечься, прочесть какую-нибудь красивую историю любви с хэппи-эндом, а тут попалась очередная муть. И ведь кто-то же это писал! Рита запустила пальцы в растрепавшиеся волосы. Она же хотела их покрасить перед праздниками, но совсем забыла. Да и какие уж тут праздники, когда она чувствовала себя так, будто с нее кожу содрали живьем. И кто содрал? Сама же с себя и содрала!

Все новогодние каникулы Рите пришлось притворяться. Притворяться перед Лизой, придумывая какую-то ложь, почему Ратмир не отмечает с ними Новый год. Притворяться перед бабушкой Таней и Василием Ивановичем. Притворяться перед самой собой. У нее это неплохо получалось. Еще бы! Поднаторела за все эти месяцы, что длились их с Ратмиром отношения. Она просто-напросто запрещала себе думать о возможности совместного будущего. Провели страстную ночь вместе – и ладно. А назавтра Рита забивала голову другими мыслями, каждый раз останавливая себя и насильно переключая внимание, если вдруг ловила себя на том, что думает о Ратмире. Вот и теперь, когда все между ними было кончено, Рита запретила себе думать об их разговоре. По крайней мере, пока оставалась на даче в кругу родных. У нее даже получалось весело смеяться, будто ничто не рвало душу изнутри.

Но сегодня она вернулась в пустую московскую квартиру, оставив Лизу у бабушки. Дочка приболела, и бабушка Таня настояла, чтобы еще недельку ребенок посидел дома, хотя, в общем-то, кроме насморка, ничего у Лизы и не было. Однако Рита согласилась и одна поехала в Москву. Новогодние праздники подошли к концу, и завтра нужно было выходить на работу. Как она завтра явится в «Валид», Рита не представляла. Как вести себя с Ратмиром? Что делать? Как дальше быть? Ведь сама разрушила свое счастье. Рита взглянула на свои руки. Да-да, вот этими руками и разрушила.

Только теперь, оставшись наедине с собою, когда и глупый бульварный роман не стал спасением от собственного я, Рита наконец-то поняла, что натворила. Она снова бросила взгляд на руки. Их било мелкой дрожью. Даже маникюр не сделала! «Надо поплакать», – подумала Рита. Но слез не было. Да что с ней такое? Так чего ты, в конце концов, хочешь-то, Рита? Любишь его? Так надо было раньше любить! А нет, так чего теперь тебе так плохо?