Кафе Хенто

— Но ведь попадаются те, кто реально видит энергетические поля людей. Ведь, это уже даже скептические ученые признали. Приборов для диагностики на этом уже кучу сделали. Они-то реально могут поймать тебя на лжи.

— Всегда можно сказать, что у вас, уважаемый, определенная специфика восприятия. Или ваше зрение ограничено одним диапазоном и поэтому, искажения. На крайний случай, вы — избранный, вы резко отличаетесь от нас, убогих, едва открывших третий глаз. Люди просты. Вот сейчас все знают о существовании микробов, каждый школьник может увидеть их в микроскоп. Но стоит заболеть, и у большинства в голове копошатся мысли: это великое зло наслало на меня болезни; это бог карает за грехи; соседка сглазила, и все в том же духе. И это не выбить из голов. Вот и жонглируешь этим бредом, как хочешь.

— А сам ты в это окончательно не веришь? И за карму свою не беспокоишься?

— Карма, шмарма. Пару тысяч с человека за групповую консультацию, двести тысяч за индивидуальный тренинг за месяц, и никакая карма не беспокоит. А если чет зудит, я еду на Бали или еще куда-нибудь и отдыхаю от прихожан.

Олег выдвинул ящик стола, в котором валялись купюры номиналом тысяча и пятьсот рублей, сгреб их, положил в барсетку и накинул балахон, похожий на рясу.

— Ты так на улицу пойдешь?

— Да, сегодня рабочий день, что поделать, имидж прежде всего. Заедем ко мне, я в нормальное переоденусь, и потом пойдем пивка выпьем.

— Ты знаешь, сегодня уже не получится, еще за билетами на вокзал, и дела по-мелочи остались. Но я рад, что мы увиделись.

— Значит в следующий раз. Как приедешь, сразу звони.

Игорь кивнул, точно зная, что в ближайший год, он не приедет в Москву, а черная, пульсирующая клякса под сердцем Олега, не даст ему протянуть больше двух месяцев. Но ничего не сказал. Выходя, вместо рукопожатия, крепко обнял своего школьного друга и быстро ушел.

Выдох

Она писала стихи. Долгими, одинокими вечерами, смотря на отражение лампы в окне. Ее рыжие волосы блестели, глаза были полны слез, а пальцы сводило от долгого напряжения. В эти странные часы отчаяния, одиночества и безмерной печали мелькали маленькие крупинки сверкающего счастья. Счастья творения. Когда слезы заканчивались, наваливалась усталость, пустота и облегчение. Сны не приносили радости, как в детстве. Очень редко снились сказки. Дни были полны суеты и глупых людей. А главное, она была одна. Это было чуждо ее миру. Она родилась любить, быть рядом, дышать его воздухом, слышать его сердце, смотреть в его глаза. Глупые люди говорили, что любви нет. И верили в свои слова. И у них не было любви. Но она знала, что любовь есть. Знала еще до рождения. Чувствовала эту любовь, морем колышущимся вокруг ее тела. Ей сказали, что так надо. Она согласилась и рассталась с морем любви, родившись в этот мир. Помня, что любовь есть, и без нее нет ничего. Странный мир, странные существа. Они считают, что нельзя получить всё и просто так. Может, им лучше известен их мир. Что я могу предложить взамен на любовь? У меня ничего нет. Кроме безмерной боли души, что течет слезами из глаз и проливается словами на бумагу. Надо запретить себе писать. И стать ближе к этому сухому, беспощадно утопическому миру. Я не буду, не буду писать. Запру свою боль глубоко-глубоко. Я перестану искать сказки и притворюсь, что не верю в чудеса. И мир примет мою жертву.

И мир принял. И дал ей его. Она смотрела в его глаза, целовала его губы, засыпала в его объятьях, окруженная морем любви, в которое превратился весь воздух вокруг. Любовью можно было дышать, пить ее и есть. Любовь была всем.

Спустя годы, вечерами, видя отражение лампы в окне, она вспоминала, что внутри нее спрятана бесконечная печаль всего сущего. И там же под замком сидят чудеса, сказки и волшебные миры. Но она была сильной и вешала новые замки. Особенно тяжело было в дождь. Его шелест добирался до глубины души и капал на струны чувств, играя музыку, радостную и печальную одновременно. Он пел ей, что есть еще очень много всего, кроме любви. Она убегала в повседневность от этой музыки. И однажды, на ее пути встретился целитель душ. Целитель говорил о жизни, о печалях и неудачах людей, о глупостях в наших головах. Говорил простые и понятные слова. Слова были хитры, они проникли внутрь и открыли все замки. И хлынуло ужасом, что жизнь лишь миг. И что вдох уже сделан, остался лишь выдох. И за него надо успеть всё. Всё, что так боялась делать на вдохе; всё, что откладывала на потом и всё, что хранила под замками. И оказалось, что любовь никак не мешает вселенской печали. Что домовой может жить в твоем современном доме. И что нельзя игнорировать свой единственный талант.

И она стала писать. Вечерами, смотря во тьму. По утрам, крадя из снов сказки. И днем о глупостях жизни.

Комар