Кафе лунатиков

А он возбудится до того, как сцена станет кровавой? Я глядела на его совсем человеческое лицо и не знала.

– В этом фильм ликантропы и женщина, – сказала я.

– Их уже пустили в продажу? – спросил он.

Тут настал мой черед удивляться.

– Ты знаешь про этот фильм? Постой, ты сказал “их”. Есть еще такие фильмы?

– К несчастью, – ответил он, прислонился к двери и сел на пол по-турецки. Если бы он вытянул ноги, нам бы не хватило места.

– Объясни, Ричард.

– Это была идея Райны. Она убедила Маркуса приказать некоторым из нас участвовать в съемках.

– И ты… – Я даже не могла этого произнести.

Он покачал головой, и у меня в груди растаял набрякший ком.

– Райна пыталась поставить меня перед камерами. Тем, кому приходилось скрывать свою личность, давали маски. Я не стал этого делать.

– А Маркус тебе приказал?

– Да. Эти проклятые фильмы – одна из главных причин, почему я затеял восстание в стае. Иначе любой более высокого ранга мог бы мне приказать что угодно. Если Маркус одобрит, они могут приказывать все, что не против закона.

– Погоди, эти фильмы – не против закона?

– Скотоложство противоречит законам некоторых штатов, но, ликантропы, кажется, в щель этого закона провалились.

– А ничего другого незаконного в этих фильмах нет? – спросила я.

Он поглядел на меня:

– Что в этом фильме тебя так напугало?

– Это фильм с убийством актера.

Выражение его лица не изменилось, будто он ждал продолжения. Его не последовало, и он сказал:

– Ты наверняка шутишь.

– Хотела бы я, чтобы это было шуткой.

Он покачал головой:

– Даже Райна на это не пойдет.

– Насколько я могла видеть, Райны в этом фильме нет.

– Но Маркус бы этого не утвердил. Ни за что.

Он встал, не помогая себе руками, заходил от стены до края ванны и обратно, мимо меня, ударил кулаком в стену. Она загудела в ответ.

– В стране есть другие стаи. Это не обязательно мы.

– Там снят Альфред.

Он прижался спиной к стене, уперся в нее ладонями.

– Не могу поверить.

– Фильм готов, – постучал в дверь Эдуард.

Ричард рванул дверь и влетел в комнату, как грозовой вихрь. В первый раз я почувствовала изливающуюся из него иномирную энергию.

У Эдуарда расширились глаза:

– Ты ему рассказала?

Я кивнула.

Комнату освещал только экран телевизора.

– Вам, голубки, я уступлю кровать, а сам сяду здесь. – Он снова сел в кресло, прямо, глядя на нас. – Если вам передастся настроение, не стесняйтесь.

– Заткнись и включай.

Ричард сел на край кровати. Тележку уже убрали вместе со стоявшим на ней мясом. Отлично, меньше поводов для тошноты. Ричард, кажется, успокоился. Прилив энергии прошел так бесследно, что я подумала, уж не померещилось ли, и глянула на Эдуарды. Он смотрел на Ричарда, будто увидел что-то интересное. Нет, мне не померещилось.

Я решила было включить свет, но не стала. Для этого темнота больше подходит.

– Эдуард, – обратилась я к нему.

– Спектакль начинается! – провозгласил он, нажимая кнопку, и фильм пошел заново.

При первом же кадре Ричард застыл. Узнал он второго? Я не спросила – пока что. Сначала пусть посмотрит, вопросы потом.

Сидеть рядом со своим женихом на кровати, пока идет эта мерзость, мне не хотелось. Может быть, я еще толком не подумала, что для Ричарда значит секс. Означает ли он обязательное превращение? Я надеялась, что нет, и не знала, как выяснить это, не спрашивая, а спрашивать мне не хотелось. Если ответ будет “да скотоложству”, свадьба отменяется.

В конце концов, я прошла перед экраном и села в кресло рядом с Эдуардом. Второй раз смотреть этот фильм мне не хотелось. Эдуарду, очевидно, тоже, и мы оба стали смотреть, как смотрит фильм Ричард. Не знаю, что я ожидала увидеть или даже хотела увидеть. По лицу Эдуарда ничего нельзя было прочесть. Глаза его закрылись где-то на середине ролика, и он снова соскользнул вниз по креслу, будто уснул. Но я знала, что он не спит – он четко воспринимал все, что происходило в комнате. Иногда я думала, что Эдуард не спит вообще никогда.

Ричард смотрел фильм в одиночестве. Он сидел на самом краешке, сцепив руки, ссутулившись. Глаза его поблескивали, отражая свет экрана. Гладя на его лицо, я почти что могла понять, что происходит на экране. У него на верхней губе выступил пот, он смахнул его и заметил, что я за ним наблюдаю. Он смутился, потом разозлился.

– Анита, не надо на меня смотреть! – сказал он придушенным голосом, и в нем звучало что-то большее, чем эмоция. Или что-то меньшее.

Притвориться спящей, как Эдуард, я не могла. Так какого черта мне было делать? Я встала и пошла в ванную, при этом тщательно стараясь не смотреть на экран, но все же мне пришлось пройти перед ним. Я ощутила, что Ричард провожает меня взглядом, и у меня по коже пробежали мурашки. Вытерев руку о штаны, я медленно повернулась к нему.

Он смотрел на меня, а не на экран. В его лице были ярость – злость была бы слишком мягким словом – и ненависть. Я не думала, что злится он на меня. Тогда на кого? На Райну, на Маркуса… Или на себя самого?