Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Принадлежность комплекса из поселения и могильника на Лысой горе «находникам» скандинавам не вызывает сомнений у Г. Лебедева, вроде бы принимается западными, и даже не оспаривается украинскими археологами. Отдельный вопрос, было ли это поселение, как полагает Лебедев, Самватом. У Багрянородного Самват — безусловно крепость, точнее замок (καστρον), однако наличие укреплений у поселения Лысой горы Э, Мюле не считает доказанным. Присутствие или отсутствие фортификаций само по себе не может быть решающим фактором для атрибуции поселения скандинавам. Их торговые фактории в восточной Европе в основном имели характер так называемых «открытых торгово-ремесленных поселений», либо вовсе не имеющих укреплений, либо укрепленных чисто символически. Вероятно такие фактории без постоянного населения, чьи обитатели в случае опасности в любую минуту могли сняться с места, серьезной фортификации просто не требовали. Например, у Ибн Фадлана в описании 922 года фактории руси в Булгаре нет ни малейших намеков на какие-то укрепления. Торговая русь живет там в коллективных гостиных домах и, судя по всему, в них же хранит свои товары. Рядом у причалов стоят корабли, в любой момент готовые унести хозяев подальше от опасности, а когда пробьет час, то и в последний путь, послужив топливом для погребального костра.

Таким образом, наличие укреплений не принципиально для признания поселения на Лысой горе оплотом руси в Киеве. Но оно совершенно необходимо для отождествления его с Самватом. С другой стороны, есть иные версии места расположения «крепости Киоава-Киовы». В. Янович полагает, что Самват находился в устье не Почайны, а Лыбеди на так называемом Бусовом поле[105]. Наконец, даже среди специалистов бытует этимологизация слова «самват» из хазарского языка, где оно якобы означает «высокое укрепление». А ведь такая этимологизация, к сожалению неизвестного происхождения и сомнительной достоверности, но вполне соответствующая определению Самвата у Багрянородного как замка, вообще указывает скорее не на Киев, а на Вышгород — ставший в наше время киевским предместьем. Действительно, это сохранившееся до наших дней название представляет собой практически точную кальку с хазарского «высокого укрепления». Идентичность Вышгорода с Самватом тем более вероятна, что Багрянородный знает город Руси Вусеград[106]. Единственный «пустячок», которого не хватает Вышгороду, чтобы стать общепризнанным Самватом, это археологическое подтверждение его существования в середине X века, причем обязательно с крепостными стенами. Тогда он имел бы безусловное преимущество перед Лысой горой, не говоря уже о «городе Кия» — убогой крепостишке на Старокиевской горе рядом с могильником, лишенным скандинавских захоронений во времена Багрянородного.

Уступая очевидности фактов, Б. Рыбаков все же отчаянно пытался спасти свое детище, следующим образом объясняя, почему его «город Кия» оставался маленькой крепостцой с начала шестого века до конца девятого: «Рождающиеся города — это не сказочные палаты, возникающие в одну ночь». Действительно, за одну ночь города не возникают, но речь-то не об одной, даже не о тысяче одной ночи — никакого прогресса за… почти четыреста лет! Видимо эта неувязочка смущала самого академика, и он искал, искал объяснение: «Град князя Кия на горе не разрастался в то время; тогда была пора не строительства, а походов, не производства, а трофеев. Но историческая роль Киева начиная с этого времени непрерывно возрастает». Так попытка объяснить неувязку только умножила несуразности.

Владыки и их подручные сами никогда не занимались производством, но всегда охотно использовали и его продукты, и трофеи от походов для своих собственных нужд. В число этих нужд входило, не в последнюю очередь, престижное жилье. Но в Киеве VI–IX веков почему-то не было хором, ни княжеских, ни воеводских, ни боярских. А вот после корсуньского похода Владимира I (стало быть, заметим себе, рыбаковская «пора походов, а не строительства» еще не закончилась!) как по мановению волшебной палочки появляются не только каменная Десятинная церковь, но и княжеские палаты, общественные здания. Что же касается исторической роли захолустной крепостишки без постоянного населения, якобы непрерывно возраставшей четыре века, то тут, как ныне модно выражаться, no comment. Откровенная ерунда, правда, совершенно необходимая для удержания на плаву другой выдумки академика — «Полянского союза племен», якобы объединившихся вокруг Киева. Когда роль Киева возросла на самом деле, без всяких перезрелых племен и их союзов, о нем как о большом торговом городе тут же заговорили «всяки языци»: и хазары, и греки, и арабы — все дружно в X веке. А до этого — молчок! Неподкупная археология объясняет: просто говорить было не о чем.

КИЕВСКАЯ РУСЬ БЕЗ КИЕВА