Флики, вызванные на место происшествия, в качестве основной версии своего расследования выбрали самоубийство. Это же проще всего! Не надо искать преступников и к тому же мало кому захочется, проводя расследование, впутываться в грязную политическую интригу. Флики – не того полёта птицы, чтобы тягаться с теми, кто парит на уровне облаков политического Олимпа.
В общем, полиция выдвинула на первый план версию самоубийства, совершенно не раздумывая, но это не единственное упущение в данном расследовании. Официальный осмотр места происшествия произошёл с сильным запозданием, пусть и не по вине полиции. Дело в том, что поначалу тело Гросувра намеревались перенести в его квартиру на набережной Бранли, в которой я к тому времени жила уже лет пять.
Так и представляю себя на пороге этой квартиры, наспех одетую в шёлковый пеньюар, а мимо меня какие-то типы несут труп моего Франсуа, причём не выносят, а вносят. Слава богу, этого не произошло! Если бы я стала участницей чего-либо подобного, у меня был бы нервный срыв, но о женских нервах никто никогда не думает, особенно в Елисейском дворце. Вот там поначалу и решили, что будет меньше шума, если полицейские станут осматривать тело не во дворце, а в квартире.
От идеи перенести тело отказались лишь потому, что вспомнили – квартира принадлежала президентской администрации, так что скандал был всё равно неминуем. К тому же слишком уж много набралось бы свидетелей, могущих подтвердить, что Гросувр умер именно в президентском дворце. Это и я бы подтвердила!
Наконец, во дворце решили, что тело «герцога де Гиза», главного ответственного по всем тёмным делам при президенте Пятой республики, следует оставить покоиться в громадном кожаном кресле в рабочем кабинете, и только после принятия этого решения был сделан звонок префекту парижской полиции Филиппу Массони.
После звонка, разумеется, началась суета. В Елисейский дворец незамедлительно приехал Мадлен, комиссар квартала, явившийся в сопровождении толпы инспекторов, тщательно осмотревших кабинет и нашедших именно то, что им полагалось найти.
Рядом с громадным креслом, в складках бордового ковра, затаился револьвер. Это была грозная штука – Манурин МП-73, калибр 357 «Магнум». В то же время, как мне после объяснили, это оружие не только эффективное, но и весьма распространённое.
Во-первых, это штатное оружие французской жандармерии, а также специальных антитеррористических групп. Кроме того, это ещё и популярный в Европе спортивный револьвер, так что даже если бы полиция выдвинула в качестве основной версии убийство, оружие напрямую никак не указывало на преступников. Возможно, выяснилось бы, что данный экземпляр – это полицейское оружие, утерянное в перестрелке с бандитами. А возможно, что это было оружие, приобретённое для частных целей, хозяин которого уже умер.
В общем, тёмная история, поэтому Мадлен, доверившись своему полицейскому чутью и поняв, что убийство всё равно никогда не будет раскрыто, поспешно объявил о самоубийстве. Собственно, у комиссара просто не оставалось никакого иного выхода.
Реакция обитателей Елисейского дворца на слова о самоубийстве Гросувра была единодушной – все присутствовавшие закивали головами, как китайские болванчики. А вот согласились ли они в глубине души со словами комиссара?!
Господи! Да как можно всерьёз думать, что это самоубийство?! Слова комиссара могли убедить лишь тех, кто не имел сколько-нибудь чёткого представления о человеке, называвшемся «герцог де Гиз», а вот обитатели Елисейского дворца эпохи Миттерана знали Гросувра хорошо, очень хорошо! Франсуа де Гросувр просто не был способен на самоубийство. Это исключалось. Самоубийство равносильно бегству после проигранной битвы, а он дрался, даже если у него оставалось хоть четверть шанса, и даже если шансов не осталось бы вообще.
К тому же в тот день, 7 июля, он с самого утра был настроен чрезвычайно бодро и весело, в общем пребывал в отличнейшем расположении духа – могу засвидетельствовать.
Сразу же после завтрака он встретился с гравировщиком – тот принес Франсуа охотничье ружье с виртуозно выгравированными там утками. И Гросувр, не просто любитель, а заядлый охотник, был поистине счастлив. Затем он встретился с одним своим приятелем, известным в качестве обладателя своры превосходнейших гончих, и условился поохотиться в выходные, что ещё больше улучшило настроение «герцога де Гиза».
К тому же к восьми часам вечера я и Франсуа были приглашены на званый ужин, поэтому около двенадцати часов дня Франсуа послал хозяйке дома, в который мы собирались, букет бесподобных белых роз. К букету была приложена записка, где говорилось, что Франсуа счастлив встретиться с мадам такой-то сегодня вечером и с нетерпением ждёт этого мига.
Отправив цветы, Гросувр поехал в президентский дворец на Елисейских Полях, и совсем не в таком настроении, которое приводит к самоубийству, но после семи часов вечера оказался найденым в собственном рабочем кабинете со смертельной раной в области горла.