Кайкки лоппи

Ван Дер Плаас, поднялся на мостик среди ночи в обычном голландском настроении. Запах от него шел очень неприятный, но некоторая координация движений говорила в пользу того, что на данный момент он еще не оскоромился. Ну а такой аромат мог быть последствием неудачного сочетания ядовитого парфюма, застарелого пота, и некоторой несдержанности подточенного морями организма. Но на это можно было не обращать внимания. В конце концов, не переняли же люди еще собачью привычку по-собачьи обнюхиваться!

Джон, выждав несколько минут, чтобы капитанское восприятие действительности вошло в гармонию с мирной тишиной рубки, преподнес тому тонкую пачку бумаг, которую хотелось бы отправить в компанию. Ван Дер Плаас, весь мятый, как туалетная бумага, как-то неловко дернул рукой — и все тщательно подготовленные страницы веером разлетелись по мостику. Вечер, полумрак, стармех принялся собирать документы, понимая, что есть тут какая-то неправильность, что-то пошло не совсем естественным путем. Собрал, аккуратно выложил на стол, и протянул дискету с сообщением все в ту же компанию. Такая вот работа — отчеты и рапорты помимо всего.

Компьютеры на судах стоят старые, софт раритетный, как война Алой и Белой розы. Судовладельцы экономят, суки. Ван Дер Плаас жестким жестом вогнал флоппи в дисковод, компьютер на это реагировать отказался: не видит он по-стариковски ничего. До этого момента в рубке была полная тишина и режим радиомолчания, так сказать: Джону разговаривать с капитаном не о чем, мастер молчит неизвестно почему, старпом Макута вообще на цыпочках вышел на правое крыло мостика.

Стремительно, как коростель, Ван Дер Плаас выдергивает бедную дискету из бездействующего компьютера и с перекошенным лицом бросает ее Джону, вернее, в Джона. Лик у голландского мастера при этом замечательный: морщины превращаются в глубокие ущелья, между которыми топорщится рябая кожа, выдаваясь наружу выпуклостями, не уступающими по длине носу, усы топорщатся в стороны, как уши у Чебурашки, рот раздвигает синие губы, выдувая удушающий перегар из сипящих легких. Дискетка пролетает не очень рядом с дедовской физиономией, но делает с Джоном, как волшебная палочка, чудо. Старший механик теплохода «Кайен» превращается в берсерка.

Он поднимает ее с палубы и одновременно догадывается, что бумаги голландец тоже намеренно выбросил, метясь, как уже кажется, опять же в лицо. Короткий взмах — и бедный флоппи снова режет воздух, но уже в обратном направлении. Рука Джона вернее, чем у капитана — как-никак на судне он не пьет. Дискета метко и, главное — шумно, врезается в левое стекло очков. То прекрасно и живо реагирует на это: через такую милую паутинку на окуляре теперь левый глаз вряд ли что увидит.

Голландский капитан на голландском судне орет прерывающимся, как кашель бегемота в старом фильме про обезьянок Донни и Микки, голосом. Он снова называет Джона террористом и собакой, уточняя в пылу своего гнева национальную принадлежность этой собаки. Стармех не отвечает, потому, как прекрасно помнит, кто выиграл вторую Мировую войну. Где были тогда голландцы? Вернее, в каком месте у немцев? Но Ван Дер Плаас не успокаивается и бросается к деду, намереваясь ударить того своим желтым от никотина и слабой марихуаны кулаком. Рост у них одинаковый (190 см.), Джон легко уклоняется и хватает разбушевавшегося капитана за грудки своей правой рукой.

Нет, он вовсе не собирается смотреть ему в глаза, точнее — в правый глаз. Напротив, отворачивается и делает два шага в сторону открытой двери на крыло мостика. Там как раз соляным столбом замер Макута. Этих шагов вполне хватило, чтобы запустить, как камень в керлинге, голландского капитана на крыло рубки голландского судна. Ван Дер Плаас ускакал в дверь очень энергично, захватив с собой по пути со стола какие-то заметки навигаторам. Там, на крыле, он обнял пульт управления ВРШ и закручинился.

Джон берет в это время трубку мифического мобильного телефона и принимается имитировать звонок в полицию. «Але, — говорит он, — капитан, очень пьяный, ловит террористов по судну. Один. Только он их и видит. Он ненормален».

«Нет!» — кричит Ван Дер Плаас и начинает по-голландски выть на весь сингапурский порт. Макута в совершеннейшем ужасе боится шевельнуться. Джон уходит, абсолютно спокойный, будто, наконец, выполнил долго откладываемое дело.

В машинном отделении в своем машинном журнале он делает запись, утверждающую национальную нетерпимость капитана Ван Дер Плааса, его хулиганские выходки и судовое время происшествия. Отлавливает второго механика Юру Синего и предлагает подписать. Так, на всякий случай. Если голландец вздумает придумать что-нибудь, пусть под рукой будет хоть какой-то документ. Синий подписывает, легко и не вчитываясь. Через неделю капитан меняется с новым, хохлом.

5