Кайкки лоппи

Налим Иваныч объявил по всему судну о введении им режима строгого запрета на алкоголь. Урки и Синий стали пить тайно, хотя и раньше-то не афишировали это дело. Но капитан, не получив каких-то даже самых вялых протестов, забеспокоился. Он начал всех нюхать. Подойдет к занимающемуся приборкой матросу и начинает водить жалом, как охотничья собака, наделенная верхним чутьем. Он мечтал принюхаться ко второму механику, но тот, мудрый и решительный, не подпускал к себе близко: резко срывался с места и скрывался в машине, будто бы по надобности. Когда капитан принялся тянуть воздух рядом с дедом, тот поинтересовался:

– Чего это ты меня нюхаешь?

– Не «ты», а «вы»! – возмутился мастер.

– Хорошо, – согласился Джон. – Чего это ты нас нюхаешь?

– Субординация! – заверещал Налим.

– Где? – спросил стармех.

А филиппинцы решились на бунт. Конечно, не из-за того, что на судне невозможно было купить даже пива. При желании любой алкоголь в любом количестве доставлялся на борт в Камбодже или Таиланде. Гений управления попытался их ограничить в потреблении риса. А рис для урки – это святое, почти как присяга верности новому коалиционному правительству. Даже если в самом филиппинце всего веса-то килограмм сорок пять, в день он наминает мнооооого риса. Количественно измерить потребление практически невозможно, потому что три раза в сутки он легитимно тащит к своему столу тарелку, наполненную по самое не могу. Объем горки рассыпчатого белого продукта почти, как голова едока. Рядом небольшое блюдечко с мясом, рыбой, курицей или сушеными ящерицами. Это, так сказать, норматив. Однако можно встретить этого малыша в любое время суток в любом месте. И если он будет рядом с камбузом, то рядом с ним будет тарелка с горой риса. И дед, и Синий – обладатель солидного живота, удивлялись: куда ж в них все это влезает?

Налим, давя из себя очередную оригинальную идею, на сей раз – экономии, приказал повару варить риса из расчета тарелка на рыло. В день.

Урки забеспокоились. Дед спросил у Виталика:

– Откуда взялся этот придурок?

– Практически из Одессы.

– А откуда у него капитанский диплом?

– Купил.

– Кем же он был до этого?

– А то ты не догадываешься, дедушка! – фыркнул старпом.

Джон озадаченно почесал в затылке.

– Начальником радиостанции, что ли? – спросил он.

– Конечно, будто не видно, – ответил Виталик и ушел беседовать с волнующимся народом.

– Хотим жрать! – вопил народ.

– Хотим женщин и водки! – добавлял требований представитель русскоязычного меньшинства, он же Синий.

В свое время начальников радиостанций, по-простому – радистов, сократили за ненадобностью. Кто ушел на берег, кто стал матросом, дорабатывая до мифической пенсии, кто пошел учиться. Заочно. На штурмана. Налим был одним из них.

Он в это время бегал по мостику, оглядываясь на двери в ужасе, и шептал: «Субординация!»

Потом в рубку, робко постучавшись, вошел бесстрашный седой боцман с целой кастрюлей риса, сел около гальюна и начал есть. Потом без стука вошел старший механик, сел за старпомовский стол и начал пить из горла полулитровой бутылки таиландское пиво. Это был дар Синего. Все остальные, смущенно улыбаясь друг другу, заглядывали в рубку через окно с крыла.

Потом у судна отвалился руль.

Переговоры с кампанией, буксир, ожидание сервисного инженера из Стамбула, снова буксир, якорь на рейде Сингапура, подводные работы, испытания, препирания с сингапурскими портовыми властями – две недели, в ходе которых возобновилось изобилие риса у филиппинцев и легализовалось пиво на борту. Зато пропал чартер, то есть судно потеряло из-за столь долгого вынужденного простоя своего фрахтователя.

Еще три дня безызвестности и вновь поход в Таиланд. Тайна сия великая была, но Виталик как-то не очень проникся идеями отца-командира, поэтому за обедом поведал, что чартер возобновится только через месяц, а пока судно повезет из знакомой Сонглы разовый груз на Европу. Народ воодушевился.

12

Особенно радовался путем неоднократного вставания с места с бокалом сока Синий – его дембель должен был выпасть на один из европейских портов. Никто: ни старпом, ни дед – не сомневались, что второй механик закатит вечером репетицию своего прощания с судном. Сегодня ему было можно, вахта как раз лежала на Джоне. Будет крепкий и слабый алкоголь, песня Георга Отса «Черное море мое», боцман и кто-нибудь из урчелл попроще.

– Знаешь, Виталя, – сказал стармех, когда Юра энергично, даже не доев еды, слинял из офицерского месс-рума. – Когда-то, будучи в Корнуолле я обратил внимание на вывеску на причале яхт-клуба: «Не кормите чаек: они насерут вам на грудь или выклюют глаз».

Старпом запрокинул голову и захохотал, испуская изо рта недоеденные крошки, как вулкан мелкие камни.

– Ты сейчас накормил чаек, точнее – чайку. Посмотрим, хватит ли у нашего общего друга ума придумать что-нибудь оригинальное.