Кайрос

В подъезде пахло котами и старостью. Выщербленные ступеньки неудобные и кривые – нога так и норовит соскользнуть. Шаг за шагом, пролет за пролетом – пока они оба, с разбегу, не уткнулись в чердачную дверь.

– Замок, – разочарованно констатировал Дэн. В этот момент он был схож с Малышом, который повзрослел и понял, что Карлсон врал, когда обещал вернуться. И у него теперь другой Малыш. И совсем другая крыша. И вообще Карлсон совсем не тот, за кого себя выдавал. И его разыскивает полиция.

– Разве это преграда? – Черный замок упал в подставленную ладонь. – Ты со мной?

Они выбрались на крышу, покачнувшись от внезапного шквалистого ветра.

– Скользко! – Дэн пришел в полный восторг. Сбросил ботинки и в одних носках станцевал джигу, нисколько не заботясь о том, что может упасть. – Иди ко мне!

Ветер относил слова в сторону. Мара скорее догадывалась, чем понимала, о чем кричит ей Дэн:

– Сыро! Холодно! Хорошо! Где мы?

– Слева Фонтанка. Твой любимый Аничков мост.

Он подошел к самому краю крыши. Обернулся, улыбаясь:

– И высоко?! – вопрос-утверждение. И еще один как предвкушение: – Я ведь могу… да?

Мара кивнула:

– Все, как тебе хотелось! Хочешь полетать?

– Ты еще спрашиваешь?!

Раскинув руки, он стоял посреди неба, притягивал к себе ветер.

Позади, взметнувшись с крыши, полетели наспех прибитые железные пласты. Закружились, завальсировали, обнажив толстые старые гвозди и ржавое нутро. Дэн щелкнул пальцами (лишние детали его раздражали), железо камнем кануло вниз. Где-то далеко послышались крики.

Небо снова стало свинцово-чистым.

Ветер, подобно верному псу, угадывал любые пожелания господина. Вопросительно застыл, заюлил возле брошенных итальянских ботинок.

– Ко мне!

Ветер рванулся. Принимая хозяйскую ласку, приподнял над городом, наполняя человеческое тело силой и красотой. Пыльной воронкой рванулся к Аничкову мосту, поднатужился, закряхтел, оторвав двух знаменитых клодтовых коней с постамента. Подбросил, играючи, в темную воду. Тяжелые скульптуры проломили тонкую преграду весеннего льда и мгновенно ушли на дно. Синхронно.

Фалды черного пальто развевались крыльями. Подобно гигантскому нетопырю Дэн парил над Петербургом.

– Я всесилен, – сказал он. – И что мне с этим делать?

– Все, что ты хочешь.

– Иди сюда! – приказал он ей.

Мара медленно двинулась по краю, пожалев, что сапоги на шпильках. Шажок за шажком она продвигалась к Дэну, и ветер ревниво наблюдал за ней. Черные волосы покрылись коркой льда, на ресницах горошинами застыли соленые ледышки.

– Быстрее! – он был жаден в нетерпении. – Эй, я ее хочу! Дай ее мне! Сейчас!

Ветер, как куклу, бросил Мару к Дэну. И на секунду они застыли над городом, сорвавшись с крыши. Потом Дэн притянул Мару к себе и поцеловал. И ей, как и прежде, понравились и его поцелуй, и его прикосновения. И то возбуждение, которое она в нем вызывала.

– Ты ведь знала об этом, – укорил Дэн. – Знала это про меня.

– Конечно.

– Почему молчала?

– А ты бы поверил?

– Тогда нет, сейчас – да.

– И что ты чувствуешь?

– Свободу.

На ее правом безымянном пальце оказалось кольцо. Рунная пластина из черненого серебра, закрывающая две фаланги.

– Откуда?

– Я тоже про тебя кое-что знаю, – прошептал Дэн. – И, может быть, даже больше, чем ты сама. И я знаю, что все мы доживаем последние дни. Мы обречены. Но это неважно.

– А что важно?

– Вот это!

Он подхватил ее, нежно прижав к себе, и они поплыли над городом подобно последним влюбленным, у которых нет ни прошлого, ни будущего – только настоящее.

* * *

– Доча…

– Я слушаю, – Сара прикрыла трубку ладонью, словно кто-то мог услышать голос отца.

– Доча… Мамка твоя померла. Сегодня утром. Должны были выписать. А она взяла и померла. Отмучилась.

Короткий всхлип.

– Мои соболезнования.

– Плохо мне, доча. Приходи. Помянуть надо.

– Не приду.

– В пятницу придешь?

– Я никогда не приду.

– Но ведь ее хоронить надо, мамку-то твою.

– Твоя жена – ты и хорони.

– Так денег нет.

– Твои проблемы.

Она выключила телефон и убрала в сумку. Закурила сигарету, хотя с ранних лет не выносила запаха табака.

Умерла, значит. Господь примет и обласкает. Таким всегда дорога в рай.

Сара вспомнила прошлый ноябрь. Мачеха затеяла обмен и решила выписать падчерицу. Каждый день звонила Саре и говорила, говорила, говорила… Сейчас Сара уже не могла вспомнить слова, помнила только монотонный, равнодушный голос. Угрожающие интонации. После каждого звонка глотала горстью успокаивающие таблетки.

Как-то, попав под дождь и сняв в офисе ботинки, вдруг уловила сильный запах валерьяны. Он шел от ее промокших ног, из подмышек, промежности. Коллеги морщились и норовили сесть подальше, Сара чувствовала себя прокаженной.

Именно этого не могла простить мачехе. Того запаха. Страха. Ощущения беспомощности.

Умерла.

Ее настоящая мать умерла в мае 75-го. Все заметки на эту тему Сара прочитала миллион раз. И каждый раз задавала себе один и тот же вопрос: была случайность, или была трагедия? Она даже позвонила Казусу.

– Какой вариант для вас лучше? – спросил он. – Случайность или трагедия?

– Случайность.

– Но вы делаете ставку на трагедию?

– Слишком все срежиссировано. Так не бывает в жизни.