Каирские хроники хозяйки книжного магазина

Я осталась сидеть на своем любимом месте: в переднем пассажирском кресле. Женщины и работодатели обычно сидят за водителем, сохраняя тем самым дистанцию между боссом и подчиненным. Я могла бы обосноваться на заднем сиденье, но Адхам бы посчитал, что сесть рядом с женщиной неприлично. Предложить ему сесть спереди тоже было бы нарушением негласных правил. Поскольку он гость, его нужно было посадить на самое удобное место – заднее сиденье.

По пути в центр мы переехали мост Каср ан-Нил. Самир и Адхам вели беседу о положении дел: отключении электричества в беднейших районах города, подорожании помидоров и последних слухах о сыне Мубарака Гамале, престолонаследнике Арабской Республики Египет. С площади Тахрир мы свернули направо, на улицу Абд аль-Кадера Хамзы, где возвышается напоминающий мне серого слона комплекс «Мугамма», в котором расположены штаб-квартиры египетских бюрократических организаций. Я бывала в этом здании, когда, будучи подростком, потеряла национальное удостоверение личности. У меня ушел целый месяц на то, чтобы получить свидетельство о рождении, написать заявления в полицию и доказать государству, что я существую, и при этом освоила жизненно важный навык дачи взяток. Хитрость заключалась в том, чтобы в случае каких-либо подозрений предложение выглядело неопределенным. Дать слишком мало было оскорблением, слишком большая взятка создавала повод для дальнейшей эксплуатации. Когда я наконец подготовила заявку, я просунула ее служащему в окошко с двадцатифунтовой банкнотой внутри. Ответ был положительным. За последующие годы я поняла, что взятка – это тоже форма гражданского неповиновения: тайный сговор между гражданином и чиновником, относящихся с презрением к официальным государственным системам, внутри которых мы существуем.

Если у зданий есть память, я надеялась, что «Мугамма» на Тахрире свою потеряла. Этот бетонный левиафан, выросший на месте снесенных в 1945 году британских казарм, замышлялся как централизованный административный комплекс, где граждане смогут быстро и эффективно решать все бюрократические вопросы. Этим зданием могли бы восхититься разве что архитекторы – оно просто-таки символ монотонности и убитой индивидуальности. Через его 1309 кабинетов ежедневно проходило более двадцати тысяч человек. (На самом деле «Мугамма» песочного цвета, но мне она запомнилась монохромно серой.) Как писал Кафка: «Каждая революция испаряется и оставляет после себя слизь новой бюрократии».

Нас направили на девятый этаж, в главное управление цензурного комитета. Я положила сумочку на ленту рентгеновского сканера и окинула взглядом высоченные своды у меня над головой. Затем мы прошли направо, к громадной лестнице, и стали подниматься по ее затертым, пыльным ступеням. По правилам египетского этикета Адхам, как мужчина, пошел впереди меня: было бы неприлично, если бы я пошла первой, а он смотрел на мой зад, который бы оказался на уровне его глаз. Такую роскошь могут позволить себе только незнакомцы.

Я поднималась все выше, этаж за этажом: выдача паспортов, лицензий, свидетельств о рождении и смерти, пенсий. Затхлая вонь влажных ковров. Кислый запах пота. На девятом этаже нам сказали, что контора переехала на тринадцатый. Когда мы добрались до нужного кабинета, Адхам подошел к фаррашу[32], спросил, где туалет, и сунул ему пять египетских фунтов. Я сделала вид, что не заметила. Через пять минут фарраш пригласил нас в кабинет чиновника и усадил на металлические стулья напротив его стола. С фотографии в раме на нас взирал Мубарак – обычное дело во всех госучреждениях. Адхам елейным голосом напомнил чиновнику, что мы явились по его любезному приглашению в связи с задержанием поставки в книжный магазин Diwan.

Если дача взяток требует особого навыка, то общение с государственными служащими – это вообще целое искусство. Я, как женщина, должна была демонстрировать почтительное отношение к институции, которую представляет этот чиновник, – а заодно и к его полу, – но не проявлять страха, поскольку это воспринимается как свидетельство реального правонарушения. Дабы я не настроила собеседника против себя, говорил за меня Адхам. Он льстил и заискивал, осторожно наводя между нами мосты.

Чиновник перебрал папки с документами и извлек оранжевую накладную. Я разглядела пингвина наверху страницы. Цензоры знали Penguin как издательство, опубликовавшее «Сатанинские стихи», но эту книгу мы заказывать не решились. Мысленно я начала листать нашу картотеку книг от Penguin, пытаясь понять, что же они нашли там оскорбительного. «Лолиту»? «Любовника леди Чаттерлей»? Это точно не может быть «1984» – мы уже получили несколько поставок этого романа. Наконец чиновник передал Адхаму накладную с подчеркнутым названием и какой-то фразой на арабском, написанной рядом нечитаемым почерком. Адхам протянул листок мне, мы оба склонились к нему и, пока чиновник складывал обратно папки, зашептали друг другу:

– Устаз Адхам, название не буквальное.

– Что мне ему сказать?

– То, что я вам сказала.

– Стоп, а что вы сказали?