Каирские хроники хозяйки книжного магазина

Мой водитель, Самир, имел большой опыт навигации в каирском хаосе: в день, когда у меня была назначена встреча с цензором, он ловко мчал меня по забитым улицам Мохандисина[31]. Призывы к молитве, звучащие с минаретов, раздавались эхом по всему городу. Но это не мешало Самиру пулять в открытое окно то острым словцом, то убойной фразочкой. Его репертуар варьировался от «Ты, осел!» до моего любимого «Да ты ниже упавшего на землю лезвия». Особенно глубоко Самир презирал водителей микроавтобусов, которые славились тем, что ездили под воздействием любых веществ, какими только можно убить в себе само осознание собственного существования. Я не видела разницы между их подпитываемым гашишем пренебрежительным отношением к человеческой жизни вообще и к жизни других участников дорожного движения в частности – в том числе и к моей.

Так же безответственно вели себя и пешеходы. Я взвизгнула, когда на дороге из ниоткуда возник какой-то мужчина и устремился сквозь поток машин на другую сторону улицы. Самир его едва не задел. В Каире нет зебр, поэтому пешеходам без навыков олимпийского спортсмена тут просто не выжить, а уж тем более никуда не добраться – ведь им придется запрыгивать в автобус на ходу, ужиматься, чтобы в этот автобус поместилась еще куча других пассажиров, а потом выпрыгивать на дорогу в окружении не сбавляющих скорость машин. Светофоры показывают одно; полицейские, стоящие на перекрестках, показывают другое. Полный хаос. Улицы были местом протеста, будь то коллективного или индивидуального: наше равнодушие к правилам дорожного движения было в своем роде проявлением гражданского неповиновения – как и наш творческий подход к отношениям с бюрократией.

Самир был на год старше меня. Я в шутку говорила друзьям, что, за исключением моего отца, он был единственным полезным мужчиной в моей жизни. Для меня и многих других людей из того же социально-экономического слоя личный водитель в Каире был не роскошью, а необходимостью. В глубоко классовом египетском обществе различия между доходами и уровнем жизни людей разного статуса непомерны. Самир оплачивал мои счета за телефон, электричество, воду и налог на землю. Он продлевал мне все мои лицензии и членство в различных организациях. Ходил за меня в государственные учреждения. Все эти обязанности подразумевали выстраивание длинных, расходящихся веером связей и хрупких экосистем личных взаимоотношений. Поскольку теперь бо́льшая часть моего времени уходила на работу, Самир стал моим заместителем: он выполнял дела в соответствии с моими списками, закупал мне продукты, торговался с мясником Болболом, завозил мое неглаженое белье в хибару Акрама на другом конце Замалека и договаривался, чтобы выглаженные вещи прислали мне к тому времени, когда, как он знал, я наконец буду дома. Если я была на встрече и не отвечала на телефонные звонки, моя мама звонила Самиру, и он рассказывал ей обо всем распорядке моего дня. В те дни, когда я начинала работать раньше 8:30, он отвозил моих дочерей в начальную школу, покупал им против моей воли чипсы и проверял, чтобы они не оставили свои ланч-боксы в машине.

Самир считал, что имеет полное право высказывать мнение по большинству вопросов моей жизни, хотя его о том не просили. О моих проблемах с Номером Один: «Тень от мужчины лучше, чем от дерева». Правда, с оговоркой: «Но такая женщина, как вы, дает достаточно тени и себе, и тем, кто вокруг». О сотрудниках, ворующих у компании: «Собачий хвост никогда не распрямится». О том, что людям нужно давать второй шанс: «На руке все пальцы разные». Мы с ним часами стояли вместе в каирских пробках, переезжая с одной моей встречи на другую. Самир знал обо мне больше, чем Номер Один, отец моих детей. Он слышал все мои телефонные разговоры, со всеми откровениями, спорами и оскорблениями, которые в них звучали. Порой, когда я разговаривала с кем-то по телефону, он легонько стучал по бардачку передо мной, чтобы шепотом вставить свой комментарий. Он был нахальным и немного безрассудным, и, как бы я его ни критиковала, он не терял присутствия духа. Несмотря на свой небрежный внешний вид и манеры (громкий гогот, походку вразвалочку, разросшиеся во все стороны усы, сальные волосы и сколотый передний зуб), Самир был на удивление расчетливым. Со временем он осознал, что возможность слышать чужие разговоры наделяет его определенной властью, и научился думать, когда делиться информацией, а когда нет. Я доверяла ему. В обществе, где сплетни и торговля информацией цвели буйным цветом, он охранял мои секреты как своих детей.

Самир подъехал к офису Адхама, младшего партнера доктора Мухаммада, и встал в третьем ряду припаркованных машин. Пока мы ждали Адхама, не включая аварийную мигалку и не выключая двигатель, Самир вышел, зажег сигарету и предложил другую полицейскому, который подошел, чтобы пригрозить ему штрафом, – а точнее, махнул рукой в сторону работающего мотора, показал на первое попавшееся окно в здании, зажег вторую сигарету и впихнул ее полицейскому между пальцами. Теперь они стояли рядышком и болтали.