Каисса

Надзиратель даже записался на курсы писательского мастерства, проводимые внутри тюрьмы. Их посещали только заключенные. Все как один они писали разномастный нон-фикшн о технологиях. Художественные произведения сочиняли только двое. Богдан повествовал в своих рассказах о полицейских буднях, развивая важные мысли о чести и добропорядочности. И еще программист-казах с глазами разного цвета писал фэнтези под названием «Легенда о Демоне и Ангеле» о противостоянии добра и зла, стилизованное под эпическое предание. Преподаватель, известнейший фантаст, которого привозили в наручниках из соседней триста тридцать восьмой колонии для писателей, не прошедших цензуру, при всех сначала разносил казаха за пространность и отсутствие сюжета, а потом брался за рассказы Богдана, пеняя на полное отсутствие стиля и морализаторство. Троекратного публичного унижения Морозову хватило, чтобы разочароваться в прозе, забросить литературную мастерскую и обратиться к поэзии.

– А поэты свои стихи читали или классику? Бродски читали? Маяковски? – спросила Таисия. У нее было очень заботливое выражение лица. – Мой папа говорит, учьил русски, только чтобы декламирова́ть маме Маяковски.

Вчера Богдан после выступления подошел к кучке молодых людей в клетчатых рубашках и ярких кедах. Вслух похвалил вечер. Видит бог, далось ему это нелегко. Парень в очках в роговой оправе спросил, как Богдану «Облако в штанах». Богдан рефлекторно посмотрел на свою ширинку и хлопнул по карманам. Ребята засмеялись и сказали, что у него отличное чувство юмора. Он тоже смеялся, а внутри ел себя поедом от стыда.

– Маяковского читали ребята. Мне очень понравилось «Облако в штанах», долго обсуждали его, – сказал Богдан. Уши полыхали, лицо зудело, будто кололи иголочками.

Вот как? Как можно рассказывать о неудачах такой девушке? Да Богдан сгорал от одного вида ее пухлого ротика, бархатистой кожи и стройных ног! Хотелось запустить пятерню в эти кудрявые волосы, притянуть Таисию к себе и целовать так, «чтобы были одни сплошные губы».

В девушку невозможно было не влюбиться.

Богдан как сейчас помнил тот день три недели назад, когда, решившись на первый сеанс, встретил ее. В то утро он проснулся и вдруг понял, что сам не вывезет. Все лето он после каждой смены мотался в город, в книжный. Долго бродил среди полок, листал страницы и наконец покупал что-то, от чего исходил недоступный ему дух мудрости – Макиавелли, Витгенштейна, Шопенгауэра, Платона… Возвращался в свою комнату и до ночи читал новую книгу. А потом запихивал ее на полку к остальным и больше не брал в руки. В то утро полка рухнула под грузом целлюлозной массы, оскалившейся закладками. И Богдан сидел на кровати, смотрел на ортопедическую подушку, на утяжеленное одеяло весом в десять килограммов, на шторы блэкаут, на световой будильник. На полу лежали Пруст и Стендаль в оригинале, хотя Богдан не учил французского, «Семь навыков высокоэффективных людей» и «Думай и богатей», планер с двумя исписанными листочками и даже «Алгоритмы для чайников». Лежала «Учимся рисовать за двадцать один день» – та самая, из-за которой на прикроватном столике появился набор для скетчинга и несколько убогих набросков, теперь служащих подставкой для чашки с какао.

«Сын, у тебя нет мозгов, ты из другого теста, твое оружие – дисциплина, строгость, доблесть и стремление» – так всегда говорил папа, полковник полиции в отставке.

И Богдан обратился к психотерапевту. Он еще сомневался – идти или нет. Но потом подумал, что программисты вот регулярно ходят, а они люди неглупые. И ему тоже стоит хотя бы попробовать. Он много раз про себя репетировал: «Вот, доктор, лечи меня, я живу среди быдла, я не умный, у меня рушится карьера, я ничего не могу ни закончить, ни начать. Я хочу туда, куда мне нельзя, а куда можно – не хочу. Всю жизнь я служил правопорядку. Будучи молодым, двадцатилетним, всегда смеялся над сверстниками, которые не знали, чего хотят, – я-то всегда знал, кто я. Полицейский. У меня даже пеленки были камуфляжные, а любимой игрушкой – пластмассовый макар с круглыми пульками. А теперь и я вдруг не знаю, чего хочу». Все это собирался сказать Богдан психотерапевту. Ведь это было его проблемой.

Но не смог. Как только увидел Таисию – сразу понял, что не сможет. Потому что было бы стыдно до одури. Она тогда спросила: «С какой проблемой вы пришел?» А он сглотнул комок и выпалил: «У меня вопросы по тайм-менеджменту и развитию творческого потенциала». Ведь первое впечатление нельзя произвести дважды. А хотелось сразу же завладеть вниманием этой куколки. Но изливание соплей от мужика в форме – вещь, которая ломает интимность любого момента, даже первого знакомства. Так на тренингах по пикапу рассказывали.

– Возьмите меня… – сказала Таисия почти шепотом. Придвинулась так, что их колени соприкоснулись. Богдана словно ток прошил насквозь, на лбу выступили капли пота. Он откашлялся.

– Что, простите? – спросил он.

– Возьмите меня с собой на поэзию. Пожалу́ста. Если у вас есть времья.

Богдан был готов взять Таисию хоть замуж.