«Надо постоянно освобождать внутрьеннего мальчьишку», – произнес знакомый голос сквозь пелену.
Он вспомнил себя десятилетнего. Как с другом разводили костер прямо во дворе, плавили свинец и делали кастеты, заливая серую массу в лунку в песке на детской площадке. Как пробирались через забор на московский ипподром и взрывали петарды – лошади от испуга сбрасывали наездников, а детвора смеялась и убегала от охранников. Как поджаривали жуков и муравьев лупой.
Проснулся. Бесконечность он провел в горячечном полузабытьи и мало что помнил.
Солнце било в лицо, словно он и сам лежал под лупой в помещении, похожем на больничную палату, примотанный кожаными жгутами к ложу, похожему на больничную койку. Пахло хлоркой, спиртом и железом. Он был обнажен и накрыт простыней. Инстинктивно попытался опереться и встать – и вывалился бы из койки, если бы не удержали жгуты. Правого предплечья не было. Кто-то отрезал руку от локтя на три четверти и замотал серо-желтой марлей в густой белой мази.
– Где я? – слабо просипел Богдан.
Голоса тоже не было: горло болело, неслышный свист поднимался откуда-то из живота, так что, по сути, Богдан просто шлепал губами, словно актер в немом кино.
Глаза наполнились влагой. Сейчас казалось, что вся вселенная, все прошлое, настоящее и, скорее всего, будущее – это залитый солнцем больничный потолок и больше ничего. Богдан растворялся в нем, гипнотизируя каждую трещинку застланным туманом взглядом.
Дверь палаты открылась.
Вошел какой-то дядька лет сорока, похожий на охотника, в камуфляже, с густой черной бородой. Сел на стул возле койки и уставился на Богдана. Богдан закрыл глаза. Услышал, что дядька начал читать какую-то молитву себе под нос.
«Изряднее же да оградит нас святых Ангел Своих ополчением, во еже избавитися нам, по исходе нашем из жития сего, от козней лукаваго…»
Богдан открыл глаза и повернул голову к дядьке. Тот прервал молитву и протянул Богдану руку.
– Здравствуй, сын мой. Тяжело тебе пришлось. – Голос у мужика был тяжелым, басовитым. – Меня зовут Лев Иванович. Я священник местный…
– Серьезно? Он тянет тебе руку, ха-ха! – прозвучал насмешливый голос. – Не знаю, кто это, но я его уже обожаю! Чем ты ее жать-то собрался? Ха-ха-ха!
Кто-то бесцеремонно плюхнулся в ногах койки. Богдан знал, кто именно. Он снова закрыл глаза.
Лев Иванович продолжил: «…и моли за ны непрестанно триипостасного Владыку всех Бога, да благодатию Его и человеколюбием…»
– Слышь-слышь, зацени шутку: ты хотел уйти из органов, но органы начинают уходить от тебя! – хихикал двойник в ногах. – Ты теперь возглавишь отдел по ловле… одноруких бандитов! Ха-ха-ха!
– Заткни. Свой. Поганый. Рот! – Богдан хотел прокричать эти слова, но даже не смог их выдавить, просто шевелил губами, как будто читал книгу про себя.
Молитва продолжилась.
– Да ладно тебе, не обижайся, Беня. Ты вообще должен быть мне благодарен.
– Из-за тебя я убил Таисию.
– Да. И что? Зато я тебя спас, прояви уважение!
– Я ничего не помню. Это Обитель?
– Зато я все помню. Да, ты в Первой Обители.
– Как я сюда попал?
– Как черт в рукомойник! На такси приехал.
Богдан издал стон.
– Ну ладно-ладно. Расскажу тебе, как дело было. Чтобы ты опять все не испортил. Ты когда с Тайкой в Отелло и Дездемону-то поиграл, то сразу хотел сдаваться. Но я тебя убедил спастись. Мы с тобой пошли в оружейку. Ты забрал в ней табельный макаров и второй ствол, наградной, как его… не шарю…
– Пистолет Ярыгина.
– Вот-вот. Еще четыре обоймы. И рацию. Еще мы взяли в хозчасти большой пластиковый пакет для мусора. А из улик – как я тебе подсказал – флешку с вирусом и робота-курьера, здорового такого…
– Контрабандиста.
– Че?
– Робот этот пять лет контрабанду переправлял через границу.
– Не знаю. Может быть, я не полицейский, не разбираюсь.
Двойник замолчал. Богдан лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в размеренный голос Льва Ивановича.
– Чего молчишь? Ты тут? – забеспокоился Богдан.
– Тут-тут. Да думаю, как все-таки поэтично, – ответил доппельгангер, – безответную любовь сложил в мешок для мусора. Мужик! И китель свой надел полковничий, как изначально планировал, помнишь?
– Помню.
– Тело Таисии мы положили в пакет, пакет – в робота. Разбудили Кукловода. Сказали ему выключить все камеры в восточном крыле и потереть все записи за сутки. Что типа нам надо вывезти кое-что из провизии и передать деревенским. Да-да, среди ночи. И тут начали суетиться дневальные, из-за камер. Но тревогу, к счастью, не подняли. Зачем-то побежали в подвал проверять, не выбило ли пробки.
– Это не по регламенту безопасности, надо было сообщить начальнику.
– Сообщи они начальнику, ты бы уже у параши сидел где-нибудь. Оно тебе надо?
– Нет… наверное…
– Еще врача встретили из санчасти, труп пришел осматривать. Сонный, на ногах не стоит. Мы сказали, что чип гражданки Мгвамбэ просто дал сбой и завтра его заменят. Что ложная тревога. Врач сделал пометку в системе и обратно пошел в санчасть досыпать.