Каисса

Богдан как-то читал, что хакер взломал систему Пентагона, просто позвонив в их ИТ-отдел и представившись высокопоставленным генералом. Столько лет прошло, а по-прежнему все навороченные технические штучки терпели поражение от обыкновенной человеческой халатности.

– В общем, мы с тобой и Кукловодом под шумок вышли и вывезли робота, – продолжил двойник. – Через столовский подъезд для разгрузки машин со жратвой.

– Неплохо…

– Это ты придумал. А еще ты завел нас в лес, густую чащу, куда дроны не залетают. К болоту. Утопил в нем робота, а Кукловоду прострелил башню из… как его…

– Ярыгина.

– Точно-точно. И потом мы по рации дали сигнал тревоги. Сказали, что заключенный Кормуша, угрожая пистолетом, похитил тебя и обчистил склад улик. И что у вас случилась перестрелка, ты ранен и нужна подмога.

– Думаешь, кто-то на это купится?

– Конечно нет! Но это будет пока их единственной рабочей гипотезой. С макара мы наши пальчики стерли, а отпечатки Кукловода оставили. Пистолет на видном месте бросили. А труп Кукловода и рацию мы тоже утопили. По чипу следаки место-то быстро найдут. Но пока выловят тело. Пока робота этого тяжелого достанут. Пока то да се. Сраный детектив, блин!

– Да, это все займет время. А время нам и нужно было.

– Именно!

– Может, зря я тревогу-то дал? Уехали бы по-тихому.

– Да по-любому нас какой-нибудь дрон засек ночью. А так хоть ложный след им дали. Все равно тревожный сигнал ты догадался отправить на пульт в западном крыле. Помнишь, там обычно дежурит тот краснощекий, который в деревню на всю ночь убегает, к бабе своей. Ух у нее сиськи! А задница! Присядьте на мое лицо, как говорится.

Двойник засмеялся, подавился и начал кашлять.

– На пульт Миши Климченко? – уточнил Богдан. – Его всю ночь не бывает на месте.

– Да-да. Потом приехали сюда на беспилотном такси.

– Мы без приключений добрались?

– Мы проехали два КПП, ты просто посветил погонами и сослался на очень важное дело. Пришлось потом немного через лес переться в эту глухомань. В грозу попали сильную. И нельзя было останавливаться, чтобы не терять время. Но в остальном проблем не было – мы добрались до Обители. Прошли через кордон с автоматчиками… Не знаю, помнишь ты или нет, но Обитель снаружи куда больше похожа на колонию, чем наша триста тридцать седьмая.

Молчание. Звуки молитвы.

Богдан только сейчас почувствовал, что все его тело покрыто мелкими царапинами. Видимо, пришлось продираться через лес во время ливня.

Он открыл глаза и приподнял голову: двойник, тоже обнаженный, сидел на койке, смотрел ему прямо в глаза и широко улыбался.

– Не думал, что когда-нибудь скажу это, но… Спасибо, что ты был со мной, – прошевелил губами Богдан и почувствовал, как к нему понемногу возвращается возможность говорить шепотом.

Двойник делано махнул рукой.

– Так что было дальше, почему я без руки и голоса нет?

– Тут я уже не помню. Мы когда добрались сюда, нас встретили будочники – это что-то вроде местной охраны. Ты начал говорить им, что нужно срочно вынуть чип. Грозился, что сюда сейчас приедет ОМОН и разнесет все. Я на этом моменте отключился. Спроси вон у попа.

– Святой отец, расскажите, что со мной случилось? – громко прошептал Богдан.

– Святые отцы в Ватикане, зови меня батюшкой, – ответил Лев Иванович. – Тебе провели процедуру дечипизации. Что с тобой приключилось – ты сам видишь. Твоя конечность уже далеко, за ней никто следить особо не будет. А если и отследит, то просто утилизирует. Ты же теперь под защитой Первой Обители и будешь жить тут. Никто тебя не тронет, ты в безопасности.

– А голос ко мне вернется?

– Не знаю. Наверное. Голос мы твой не трогали. Ты просто так орал, что хоть святых выноси. Иванов, твой врач, говорит, что наркоз почему-то не подействовал и ты от болевого шока отключился. Наверное, и голос сорвал просто от крика. Вой был как в аду.

– Тайка тебе психотропные колола. Наверное, из-за них наркоз не сработал, – влез двойник, который встал и расхаживал перед батюшкой в чем мать родила.

– Спасибо, Лев Иванович, за протекцию. Я все что угодно делать буду. Я общественный порядок умею охранять, телохранителем могу быть, личным водителем, руки у меня откуда надо растут. Спасибо, – шептал Богдан.

– Свои люди – сочтемся, – ответил батюшка. – Скажи мне лучше, что тебя побудило прийти в наше скромное убежище? На идейного ты не похож. Не от хорошей жизни сюда пожаловал.

– А вы никому не расскажете? Я точно в безопасности?

– Тайна исповеди, сын мой. Выскажись – и полегчает.

– Я человека убил, батюшка, нет мне прощения.

Богдан вдруг почувствовал: все то, что могло быть простым кошмаром сегодняшней ночи – и инцидент с Таисией, и побег, и ликвидация Кормуши, и лес, и гроза, и сорванный голос, и ампутированная рука, и этот душеспасительный разговор с непонятным попом-браконьером из мутной секты, – это все взаправду. Разочарование, горе, усталость и обида смешались в голове в какой-то невообразимый коктейль. Богдан разрыдался. Из носа текли сопли, соленые слезы закатывались обратно в глаза, застилая их туманом. Не было в теле ни одной клеточки, которая бы не отзывалась болью.