Как Америка стала мировым лидером

Практическая критика реформ Рузвельта указывала на ее основные недостатки, и прежде всего на стремительный рост бюрократии, низкую эффективность государственных инвестиций, подрыв активности частного бизнеса.

Например, бывший директор Бюджетного бюро Л. Дуглас в своем выступлении в 1935 г. в Гарварде заявил, что ушел в отставку потому, что Рузвельт поставил Америку перед судьбоносным выбором: «Что предпочтем мы, граждане великой страны, — покориться деспотизму бюрократии, контролирующей каждый наш шаг, разрушающей завоеванное нами равенство, превращающей нас в нищих рабов государства? Или держаться тех свобод, за которые человек боролся более тысячи лет?»^{184}

Экономист Б. Андерсон в свою очередь указывал, что создание NRA не привело к восстановлению производства^{185}. Мало того, по его мнению, кодексы препятствовали восстановлению, поскольку жестко нормировали всю экономику от производства средств для укрепления волос до поводков для собак и даже музыкальных комедий. В книге «Миф Рузвельта» историк Д. Флинн пишет, что в ответ на введение NRA стал расти черный рынок. Для выполнения норм NRA были задействованы жестокие полицейские методы. В швейной промышленности кодексы внедряли при помощи спецподразделений. Они могли ворваться на фабрику, выгнать хозяина, выстроить сотрудников и допросить их, забрать бухгалтерские книги^{186}. За нарушение кодекса NRA могли посадить в тюрьму.

По мнению М. Вустера, общественные работы (WPA) обладали крайне низкой эффективностью, «у критиков были все основания расшифровывать WPA, как «We Piddle Around», то есть «слоняемся без дела»», по его словам это та самая правительственная программа, которая породила понятие «boondoggle» (имитация полезной деятельности). В 1941 г. всего 59% бюджета WPA шло на оплату труда рабочих; остальное поглощала бюрократия и накладные расходы^{187}.

X. Сенхольц обращает внимание на то, что закон Вагнера революционизировал трудовые отношения в Америке. Он вывел трудовые споры из юрисдикции судов и передал их в ведение нового федерального ведомства — Национального совета по трудовым отношениям. Все, что бы теперь ни сделал работодатель, становилось «несправедливой трудовой практикой», за которую наказывал Совет^{188}. Получив эти громадные новые полномочия, профсоюзы развернули неистовую деятельность. Угрозы, бойкоты, забастовки, захваты заводов и повсеместное насилие резко снизили производительность труда. Историк У. Лейхтенбург писал: «Граждане, озабоченные судьбой своей собственности, были напуганы захватом заводов… огорчены запугиванием тех, кто не состоял в профсоюзах, и встревожены известями о летучих отрядах рабочих, которые шли или угрожали идти маршем из города в город»^{189}. В конце 1937 г. редакция New York Herald Tribune писала: необходимо дать обратный ход рузвельтовской политике «злобы и ненависти, насаждения межклассовой вражды и наказания всех, кто не согласен с президентом»^{190}.

Многочисленные критики указывают на то, что «непрестанные нападки администрации Рузвельта — словом и делом — на бизнес, собственность и свободу предпринимательства», подрывали уверенность и активность частного бизнеса, что препятствовало выходу из Великой депрессии и «новому старту экономики»^{191}. Усиление профсоюзов и введение минимума заработной платы в свою очередь сделало рынок труда менее гибким, что привело к дополнительному росту безработицы^{192}. В конечном итоге, критики Рузвельта констатируют, что «Не свободный рынок привел к 12 годам агонии, а крупномасштабная политическая некомпетентность»[22].^{193},{194}.