Как Америка стала мировым лидером

Существовавшая прежде система, по мнению Рузвельта, не соответствовала нуждам народа, «В нашей стране есть такое место, где труднее всего сохранять ясное представление о жизни страны. Это место — Вашингтон. Порой мне вспоминаются слова президента Вильсона: «В Вашингтоне собирается множество людей с ложными идеями, и почти нет таких, кто имел бы понятие о том, что на самом деле думает народ Соединенных Штатов»^{214}. Своей задачей Рузвельт ставил создание новой системы государственной власти: «Для того чтобы проводить в жизнь современные, достойные двадцатого века программы, мы должны создать современный механизм исполнительной власти. Я признаю, что демократическая власть действует не так быстро, как может действовать диктатура. Думаю, такая «медлительность» демократии не только неизбежна, но и оправданна. Однако я отказываюсь верить, что действия исполнительной власти в условиях демократии обречены быть настолько медленными, чтобы представлять опасность для общества»^{215}. Б. Майроф позже отмечал: «Под его (Рузвельта) руководством американская система правления превратилась из политической структуры, вращавшейся вокруг конгресса, в более динамичную схему государственного устройства во главе с президентом»^{216}.

У простого народа в отношении Рузвельта появилось нечто прежде невиданное — культ личности. Далекая от экстремизма «Нью-Йорк тайме» писала: «Американскому народу кажется, что Рузвельт… ниспослан небесами в самый трудный час». Повсеместно утверждалось, что «он может видеть во тьме»^{217}. По мнению У. Буллита: Рузвельт «сегодня единственный человек, который способен руководить САШ и который справляется с положением»^{218}. Личность Рузвельта подчеркивал, тот факт, что он с первого дня своего президентства избегал рядом со своим именем упоминания о партии, к которой он принадлежал, подчеркивая общенациональный характер своей миссии и необходимость единства в стране. Как писал историк Д. Бернс: «Он взял на себя роль отца нации, внепартийного лидера, общенародного президента». Одним из прозвищ, которым «окрестили» своего президента американцы, было — «хозяин»^{219}.

Мобилизационные меры в экономике, как отмечает Б. Линдси, были «в огромной степени обязаны военным прецедентам». Например, закон о восстановлении национальной промышленности фактически проводился людьми из Военно-промышленного управления. Первый директор Национальной администрации восстановления, генерал X. Джонсон, как и Первый директор Администрации регулирования сельского хозяйства Д. Пик были ветеранами Военно-промышленного управления. Корпорация финансирования реконструкции, созданная Гувером и расширенная Рузвельтом, была создана по образцу Военной корпорации финансирования и частично укомплектована бывшими чиновниками последней, и т.п. Согласно историку У. Лейхтенбургу, «едва ли хоть одно из мероприятий или учреждений Нового курса не имело аналогов в опыте Первой мировой войны»^{220}.

Военные метафоры сквозили даже в первой инаугурационной речи Ф. Рузвельта: «…надо двигаться дисциплинированной верноподданной армией, готовой на жертвы ради общей дисциплины… Большие цели пробудят в нас священное чувство долга, подобное тому, которое пробуждается во время вооруженной борьбы я без колебаний возьму на себя руководство великой армией нашего народа… Я буду просить у Конгресса… широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией, столь же неограниченных, как полномочия, которые мне были бы даны в случае фактического вторжения иноземного врага»^{221}.