Как Америка стала мировым лидером

У. Черчилль в середине 1930-х г. также выступит с критикой реформ Ф. Рузвельта: «Разве может борьба в американской промышленности в этих условиях не закончиться общим ослаблением предпринимательства и гибкости, от которых зависит не только богатство, но и счастье современных сообществ?» — вопрошал британский лев^{195}. Вместе с тем, У. Черчилль указывал на объективные трудности, с которыми пришлось столкнуться Ф. Рузвельту, и главная среди них состояла в том, что: «Доверие было подорвано… Для того, чтобы обеспечить богатство нации и достойную жизнь труженика, необходимо, чтобы капитал и кредит были в чести, становясь уважаемыми партнерами в экономической системе. Если с этим не соглашаться, то тому есть, конечно, русская альтернатива»^{196}.

Ф. Рузвельт, по мнению У. Черчилля, пытался восстановить доверие путем нахождения альтернативного выхода из сложившейся ситуации: «Рузвельт и вправду — первооткрыватель, который пустился в путь столь же туманный, как путь Колумба, и на поиски столь же важные, что и те, которые привели к открытию Нового Света», «результатом его успешного труда станет подъем всего мира»^{197}. В случае поражения Рузвельта на этом пути, полагал У. Додд, Америке грозили катастрофические последствия: «Если Рузвельту… суждено умереть раньше, чем значительная часть его свершений завоюет признание, в стране будет установлен режим (фашистской) диктатуры, который станет губительным для Соединенных Штатов…»^{198}.

Ответ Рузвельта критикам и противникам его программы звучал в знаменитых речах президента, в том числе и его радиообращениях к нации — «Беседах у камина»:

«Мы не дадим себя запугать реакционным юристам и редакторам политизированных газет. Все эти крики мы уже слышали раньше. Когда более двадцати лет назад Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон пытались исправить некоторые злоупотребления в жизни страны, один великий человек, председатель Верховного суда, Уайт сказал такие слова: «По моему мнению, большую опасность представляет укоренившаяся привычка противодействовать и перечить всему подряд, бездумно ссылаясь на Конституцию и тем самым создавая впечатление, что Конституция — это какая-то преграда на пути прогресса, а не широкая дорога, по которой подлинный прогресс только и может идти»^{199}.

«Твердолобые консерваторы, а также те, кто теоретическими рассуждениями прикрывает собственные корыстные интересы, будут говорить вам об утрате личных свобод… Самые крикливые из них делятся на две категории: одни ищут политических выгод, другие — материальных… Нам не следует забывать, что человеческий род еще далек от совершенства и что эгоистическое меньшинство в любой сфере деятельности — будь то фермерство, финансы, бизнес или даже государственная служба, — всегда будет думать сначала о себе, а уж потом о ближних»^{200}. В переполненном Мэдисон-Сквер-Гардене Рузвельт определял, что его противниками являются: «Бизнес и финансовые монополии, спекулятивный капитал, безудержные банковские дельцы… организованный отряд капитала»^{201}. Он требовал: «Нам нужно прочное и постоянное благосостояние, а не временное благополучие одних слоев общества за счет других»^{202}.