Блять, меня накрывает просто нереальное облегчение, когда я её вижу. Пиздец как я волновался. Бредёт, еле двигая босыми ногами, туфли в руках. Твою мать, что, блять, он ей наговорил?!
Резко тормозу на обочине и бегу к ней.
– Рин! Рин, ты с ума сошла? – я зол. Я пиздец как зол. – Куда ты собралась? И нахрена?
Хватаю её за плечи, её опустошённый взгляд медленно ползёт к моему лицу. Она, словно и не понимает, кто перед ней. Злость отступает и возвращается беспокойство.
– Девочка моя, что с тобой? Что случилось?
В безразличной зелени глаз начинает появляться осознанность, а затем и узнавание. Лицо морщится, взгляд приобретает выражение бесконечного несчастья, горя и жалости. Она начинает реветь, беззвучно шевеля губами. Прижимаю её к своей груди, глажу ладонью волосы, приговаривая всякую успокоительную чушь:
– Всё хорошо, моя девочка. Всё будет хорошо.
Её трясёт. Трясёт так сильно, что мне приходится сильнее сжать её в своих объятьях. Это истерика. Что, блять, могло довести её до такого состояния? Что, сука, происходит?
Не знаю сколько времени мы стоим вот так на обочине дороги, пока Дарина более-менее не успокаивается. Отстраняю её от себя, обхватываю ладонями скулы, вытираю большими пальцами дорожки слёз и заглядываю в её глаза:
– Расскажи мне, Рин. Что? Что тебя так расстроило?
И опять этот невыносимо несчастный взгляд, который, словно ломает мне кости, рвёт мою душу на куски.
– Всё… нор-маль-но, – всхлипывает она, наконец.
– Ты издеваешься? – вновь чувствую я, как к горлу подкатывает с горьким привкусом злость. – Какое нормально?!
– Де-нис… Не на-до…
– Что не недо? Мне, блять, самому догадаться о том, что довело тебя до такого состояния?!
– Пож-алуй-ста… – отводит она глаза. – Про-сто от-вези мен-я домо-й.
– Рин, всё, что тебе сказал дед – бред! Ты должна сама это понимать.
– Нет. Он… пра-в. Мы не мо-жем быть вме-есте.
– Твою мать, что за чушь?! – скреплю я зубами.
– Не чушь.
Рина, вдруг, вырывается из моих рук и говорит неожиданно твёрдо:
– Или отве-зи меня домо-й, или я дой-ду сама. – А затем добавляет жалобно: – Пожалуй-ста, Денис. Я объясню тебе… всё. Но… не сейчас. Умоляю.
– Садись в машину, – выдыхаю я, сквозь зубы.
Всю дорогу мы едем молча. Она, словно отдаляется от меня, огораживается стеной. Вновь выглядит бесконечно потерянной и несчастной. А меня рвёт на куски, меня буквально ломает изнутри непонимание, беспомощность и её грёбанное молчание. Её боль. Я чувствую её. Дышу ею сам. И нихуя, блять, не могу сделать!
Я не успеваю окончательно остановить машину, как она выпрыгивает из неё с глухим "прости". Приходится резко остановится, и сорваться вслед за ней:
– Рина, твою мать!
Сгребаю её в охапку у двери подъезда, но она пытается вырваться, потому я прижимаю её спину к стене рядом и смотрю в её заплаканные глаза:
– Пожалуйста, Рин.
– Отпусти меня, Денис. Отпусти и дай уйти домой.
– Как только ты мне всё объяснишь, – рычу я.
– Ты и я! – взрывается она. – Это невозможно, понимаешь?! Мы не можем быть вместе! Только не как любовники, понимаешь? Нельзя! Отпусти меня! Отпусти меня!!!
– О чём ты говоришь? – ошарашено делаю я шаг в сторону, руки сами опускаются. – Я ничего не понимаю.
– Я хочу уйти, понимаешь ты или нет? – текут слёзы по её щекам. – Мне нужно уйти. От тебя. Я не хочу тебя видеть. Не могу видеть. Не могу…
– Мартышка…
Но она набирает код на домофоне, и быстро скрывается за дверью. Даже не взглянув на меня напоследок.
Твою мать, я схожу с ума? Я, чёрт возьми, схожу с ума!
Возвращаюсь в машину и вновь давлю педаль газа в пол. Я, блять, выбью из этого старого осла всё, что он сказал моей Мартышке! Выбью, сука! И не посмотрю на то, что он старик и мой родной дед!
Глава 27
Дарина
Утром не стало лучше… Боль от осознания правды рвала грудь, ломила затылок, жгла в горле. Сумасшествие. Самое настоящее. Как такое могло произойти с нами? Почему именно с нами? Почему сейчас, когда смириться с действительностью сложнее всего? Невыносимо даже.
Я люблю его.
Люблю его так сильно, что желание жить исчезает, стоит на секунду представить, что его нет рядом.
Слёз нет. Всё высохло. Всё стало бессмысленным.
Наша жизнь, одна на двоих – невозможна. К чему тогда всё остальное? Мне ничего не нужно без него.
Надо подняться с кровати, переодеться, возможно, вымыть грязные ноги. Но желания нет. Всё бессмысленно.
Всё выжжено. Дотла. И его взгляд. Он не знает то, что знаю я. Ему легче, верно? Хочу ли я, чтобы он узнал? Хочу ли, чтобы он испытал то, что испытала я?
Всё бессмысленно.
Поднимаюсь к кровати, иду в душ. Кнопка провожает меня обеспокоенным взглядом. Наверное, моё вчерашнее поведение её жутко напугало, но малышка не лезла ко мне с расспросами, словно понимала, что сейчас мне нужно другое. А что именно? Не знаю, ведь всё бессмысленно. Взволнованный взгляд мамы я тоже ловлю, перед тем как скрыться в ванной комнате.
Вчера они ни о чём меня не спрашивали, сегодня, возможно, начнут. Естественно их беспокоит моё состояние, ведь они любят меня, а я люблю Дениса… Которого любить нельзя. Не справедливо, на мой взгляд, но, разве, судьбе на это не насрать?